Димка вздохнул и покачал головой, вспомнив, как пел - сперва пел просто старательно...
- Горячие лица,
горячие сердца,
Воздух августа
дрожит от ударов!
Скользят подошвы...
Как капли свинца -
Капли дождя
ударяют в тротуары!
И вдруг - от старательности, он сам не заметил, как и когда! - не осталось и следа. Может быть, потому что он пел об очень знакомом, повседневном...
- В ударах бешеных
скрестив свои клинки,
Волосы ветру
отдав на съеденье,
Мальчики бьются -
как ветер легки,
В неистовом и звонком,
как вихрь, упоенье!..
А дальше с казалось бы знакомыми, отрепетированными, словами нахлынула такая тревога, что Димку покачнуло на сцене - в мелькании декорационных огней...
- ...А где-то за небом, где души пусты,
В пекле другого, смертного боя,
Мальчик упал на почерневший пустырь,
Руки раскинув в ракетном вое...
Мальчик упал на почерневший пустырь,
Руки раскинув в ракетном вое!
Пережало горло - на крохотный миг. Димка упрямо мотнул головой. Надо было допеть. Хотя он отчётливо видел то, о чём поёт, словно он, Димка, перевоплотился в того мальчика-мьюри на самом деле... и это было горько и страшно... но не безнадёжно. Если допеть - то всё будет правильно.
- Горячее небо... и горячая кровь,
И в воздухе не дождь, а свинцовый ливень -
Наотмашь ударил - и снова, вновь,
На небе кровавые капли плыли...
Наотмашь ударил - и снова, вновь,
На небе кровавые капли плыли!
И в вое ракетном, в атомном бреду,
И в пулемётной больной лихорадке,
Дождь проливной выжигал траву -
Радиоактивные сыпал осадки...
Дождь проливной выжигал траву -
Радиоактивные сыпал осадки!..
...Потом, уже на последнем куплете, он ощутил на щеках сырость и обмер - вот позор-то! Но... да нет, видели и чувствовали его слёзы все. Вот только никакого позора не случилось. Так он впервые понял - хотя никто так и не объяснил этого ему - что не все слёзы - стыд для дворянина. Что от ощущения спасённой гордости и ощущения справедливого счастья - тоже плачут. И потом, после спектакля, они уже вместе, всем классом, пели совсем другое - пели, демонстрируя рукопашку...
- То не грозое небо хмурится,
Не сверкают вдали клинки!
Это батюшки Ильи Муромца
Вышли биться ученики!
За победу их деды молятся,
Ждут их тернии и венцы!
Распотешились добры молодцы,
Распотешились молодцы!
Эх! Надо нам жить красиво!
Эх! Надо нам жить раздольно!
Богатырская наша сила -
Сила духа - и сила воли!
Богатырское наше правило -
Надо другу в беде помочь!
Отстоять в борьбе дело правое,
Силу силою превозмочь!..
И это тоже было про него, Димку. И уже - про них, землян. Про тех, кто спешит на помощь, не дожидаясь наград и благодарностей. Кто так и живёт - "превозмогает силу силой". Злую - доброй. И это - правильно...
...Флаер быстро пошел вниз - в окруженную скалами долину реки, заполненную островами и зарослями. Никаких построек видно не было, и мальчишка на миг поморщился - попасть в здешние джунгли ему не слишком-то хотелось: приключение невовремя... Потом он заметил, что на полянке, на которую спускался флаер, его уже ждут. Просто тот, кто ожидал, был как бы частичкой леса и замечался не сразу, хотя стоял открыто и не маскировался...
...Сын Вайми оказался гибким юношей лет всего пятнадцати - широкогрудым, узкобедрым, длинноногим, с темно-золотистой кожей, живописно ободранной - её покрывали царапины и ссадины, а кое-где виднелись и синяки. Из-под лохматой массы спутанных, черных, как ночь, волос внимательно смотрели громадные, широко расставленные синие глаза, словно светившиеся изнутри. Диковатое лицо юноши было очень красиво, не столько за счет свежей правильности черт, сколько за счет выражения - ещё наивной жадной внимательности и, в то же время, постоянного глубокого размышления. Подживающие ссадины ничуть не портили его, напротив, придавали "хозяину джунглей" на удивление естественный вид. Одето это чудо природы было лишь в парео на бедрах - да еще в ремень с тяжелым ножом, если так можно сказать. Одним словом - вполне соответствовало отцу...
...Час спустя, когда мальчишки познакомились, слегка поссорились (Димка осторожно потрогал рассеченную губу и заодно проверил, не шатаются ли зубы - юный мьюри оказался не дурак подраться) помирились и выкупались в знак примирения - они растянулись на песке, бессовестно жарясь на солнце. Мьюри, наверное - в знак солидарности, потому что Димка сомневался, что его кожа может еще хоть сколько-то загореть. Наверное, мьюри всё же светлокожие от природы, как те же ойрин с Джангра - просто от рождения загорелые до невозможности, невольно подумалось ему.
Читать дальше