Андрей Мартьянов - Охранитель

И ведь способности Жанин — никакая не гоэция, не магическая традиция Великих Гримуаров, и совершенно точно не святость, даруемая Небесами! У нее это получается само собой, естественно!

« Жанин хочет мне что-то показать! Но что именно? Пока я сам не захочу, ничего не увижу, невидимое останется невидимым!. .»

Ведьма, снова преобразившаяся в Повелительницу Ночи в лунной короне, не двинулась с места. Мэтр, привыкая к новой ипостаси своей плоти и миру-за-гранью, прошелся по комнате — материя, как и прошлый раз, вроде бы прежняя, но одновременно совсем иная. Словами не передать, наверное так ощущают себя ангелы, обладающие лишь астральным телом…

— Veni et vide [30] Прямая цитата из Откровения Иоанна Богослова, глава 6, стих 7 — « И когда Он снял четвертую печать, я слышал голос четвертого животного, говорящий: иди и смотри . И я взглянул, и вот, конь бледный, и на нем всадник, которому имя «смерть»; и ад следовал за ним ». , — проронила Жанин указав взглядом на дверь. — Иди и смотри.

Выбрался на крыльцо. Кажется, еще не отзвонили час повечерия, солнце не зашло, но мир измененный оставался блеклым, лишенным ярких красок — кругом оттенки серо-дымчатого, синего, пепельного. Проходящие по Иерусалимской люди более похожи на тени.

Размеренный цокот копыт. Вниз по улице, направляясь к кафедралу, движется всадник на коне невиданной масти, описать которую можно разве что очень емким и труднопереводимым греческим словом «khlôros», одновременно подразумевающим бесцветность и «неживые» оттенки — зеленоватый, изжелта-зеленый, мертвенно-бледный.

Лицо наездника скрыто капюшоном, темный плащ падает на круп коня. Натянул поводья, приостановился. Вытянул необычно длинную руку, слегка коснувшись плеча человека в одежде зажиточного горожанина. Тот, не обратив малейшего внимания на всадника, отправился дальше.

Рауль начал осознавать. Машинально сделал шаг назад, упершись спиной в дверной косяк.

Это даже не Моровая Дева. Это куда как пострашнее призрака в виде женщины с мертвым младенцем на руках.

Всадник подъехал к крыльцу дома мадам Верене, поднял голову, повернулся в сторону Рауля. Под капюшоном угадывались контуры черепа с черными провалами незрячих глазниц, но было совершенно и безусловно понятно: оно (он? она?) внимательно рассматривает мэтра. Сейчас Смерть мимолетным касанием решит судьбу замершего перед ней человека и…

И ничего не произошло. Всадник Четвертой печати тронул бледного коня шпорами и двинулся дальше. В голове Рауля низким колоколом прозвучали пришедшие ниоткуда тяжелые словеса:

« Не ты и не теперь… Запомни: четверо, не пятеро… Только четверо, как и Сказано… Не пятеро… »

Мэтра неожиданно вышвырнуло из сизой полумглы невидимого в реальный мир, мгновенно наполнившийся звуками, красками и запахами. Черепица крыш из серой стала ярко-кирпичной, стена противоположного дома — золотистой, ставенки расцветились незамысловатым цветочным узором. Ветер приносит дымок очага и аромат жарящейся где-то по соседству рыбы.

Жуткое видение бесследно исчезло.

— Боже, — охнул Рауль. Вздрогнул, обнаружив стоящую рядом ведьму Жанин. Она, разумеется, и вытащила мессира Ознара из-за грани. — Я не… Кто это был?

— Четвертый из четверых, — сказала девица Фаст. — Помнишь? Конь белый, конь рыжий, конь вороной, конь бледный. Зло, Война, Голод и Смерть. Четверо, но не пятеро.

— Постой, постой, — мэтра постигло озарение. Рауль вдруг осмыслил, что именно ему показали. И что сказали. — Это был… Была Смерть, верно, да?

Жанин кивнула.

— Четверо, как у апостола Иоанна, — скороговоркой тараторил Рауль, стараясь не потерять мысль. — Канон, догматический фундамент, что связано на Земле, связано и на Небесах, так? А кто пятый о котором сказала Смерть? Пятый? Пятая печать Апокалипсиса, убиенные за слово Божие? Нет, не подходит! Всадник четко произнес «нас четверо»!.. Святые угодники — я же видел пятого собственными глазами! Пурпурный король! Чудовище, спущенное с цепи!

— Видите, сударь, и неграмотная деревенская знахарка может на что-то сгодиться, — ровным тоном ответила Жанин и молча ушла в дом.

Вернувшись ко второй половине дня в родной Леклюз, Кловис по прозвищу «Бычок» чувствовал себя как и всегда преотлично — он отроду был сильным человеком, к которому не прилипала никакая хворь. Привез гостинцы из города. Пикардийских медовых петушков младшим детям, отрез тонкого зеленого сукна жене на платье к долгожданной Пасхе, для нужд хозяйственных прикупил у городского кузнеца новый сошник плуга.