Андрей Мартьянов - Время вестников

Из переписки патрикия Исаака-Михаила-Никиты Ангела, проживающего в Константинополе, с его сводной сестрой Елизаветой-Теодорой Ангелиной, в замужестве маркграфиней ди Анджело де Монферрато, проживающей в Тире.

Письма написаны своеручно патрикием в период августа-ноября месяцев 1189 года.

Письмо первое, доставленное греческим торговым кораблем.

Дражайшая сестрица!

Опуская необходимые изъявления приязни и уверения в неизменной сердечной привязанности, вынужден обратиться к тебе с настоятельной просьбой.

Умоляю, сделай одолжение и повлияй на назойливого варвара, за которого тебя угораздило выскочить замуж! Объясни ему, что я не желаю (два последних слова выделены красными чернилами и подчеркнуты) принимать ни малейшего участия в его сумасбродствах. Так что он может одним махом сократить свои расходы на всяческого рода конфидентов, которых он упорно присылает в мой дом. Я не желаю с ними разговаривать — да-да, не желаю, так ему и передай! Если он пришлет еще кого-нибудь, клянусь, велю затравить его собаками! И пусть потом не жалуется!

Дорогая Тео, я всегда подозревал, что склонность ко всяческого рода авантюрам у франков в крови. Вероятно, они с нею рождаются. Сие отнюдь не означает, что все остальные должны следовать их извилистой дорогой. Чужеземцам трудно, порой почти невозможно понять и принять смирение обитателей Империи перед ликом власть предержащих.

Базилевс, каков бы он ни был — власть, ниспосланная нам от Бога. Если он плох как правитель — это всего лишь означает, что Всевышний в очередной раз решил испытать нашу кротость. Высочайшая немилость подобна грозе: пошумит и стихнет. Молись только, чтобы она не задела тебя краем черного крыла. Моя нынешняя жизнь меня вполне устраивает. Небольшой доход от виноградников, дом на Малой Месе, круг испытанных друзей и фамильная библиотека — вот все, что мне нужно.

Упаси меня Господь от политических игрищ и плетения интриг. Стремление запечатлеть свои имя на скрижалях истории порой обходится слишком дорого.

Постарайся растолковать это своему супругу — а то, похоже, он никак не возьмет в толк. Думает, ежели ему посчастливилось вырвать у арабов Тир, то он кесарь и Господь Бог в одном лице. Его ненаглядный Тир — всего лишь город в исконно имперских владениях. Пусть и захваченных сейчас неверными. Настанет день, и утраченное возвратится обратно к подлинным хозяевам.

Вижу, вижу, ты недовольно хмуришься. Тебе никогда не нравились мои воззрения на бестолковую суету франков вокруг Иерусалима. С тех пор, как ты самоуверенно решила связать свою жизнь с Конрадом, ты стала настоящей верной католичкой. Истребление неверных, освобождение Святого Града и прочие благоглупости.

Все-таки родная кровь — это удивительно. Даже если ты пребываешь на берегах совершенно другого моря, в сотне дневных переходов от меня, я все равно догадываюсь, о чем ты думаешь.

О том, что непутевый старший братец непременно должен повесить себе на шею супружеское ярмо.

Кстати, о ярме. Помнишь Склиров, владельцев соседствующей с нами усадьбы? Наш покойный папенька еще носился с замыслом оженить меня и младшую Склирену. Услыхав его предложение в первый раз, я пришел в ужас. Посуди сама, на кой мне сдалась эта желчная и мрачная юница? К тому же с унылой физиономией, более подходящей дряхлой сирийской верблюдице. Готов поспорить, ее никогда в жизни не приглашали любоваться восходом луны над площадью Августеон.