Андрей Смирнов - Лопухи и лебеда

Толпа откликается возбужденным гулом.

Среди рассевшихся на траве партизан бродит бабенка с девочкой на руках.

– Корнюху мово не видал? Шмеля?

– Дак убило, кажись, Шмеля, – неуверенно говорит гармонист, пальцы его бегают по клавишам.

– Не знаешь – не говори, – спорят соседи. – Живой, задело его малость в Карай-Салтыковке…

– Да то не Шмель, то Иван Григорича убило, с команды связи…

– Второй взвод, харчиться будем? – рявкает казак в лампасах, и бойцы живо поднимаются с земли.

– …Не пьяницу комиссара, а свово брата, справного мужика поставить… – убеждает молодцеватый командир в гимнастерке, перетянутой портупеей.

Мужики соглашались, вздыхали.

– Свое-то хозяйство не покинешь, неспособно…

– Дак его и ставить, Гришку, – сказал кто-то.

Его поддержали:

– Энтот уж насобачился, а новый сядеть – покуль навыкнеть…

Гришка стоял тут же, слушал с невозмутимым видом и сплевывал кровь.

Бабы разглядывают убитых на возу. Бабенка с девочкой уставилась на обручальное кольцо, вросшее в палец.

– Вон энтого представь…

Возчик с напарником растаскивают верхних. Показалось обтянутое темной кожей лицо, прикрытое слипшимися волосами, оскаленный рот.

– О-ох, злодей… – выдохнула баба.

Она спустила с рук девочку и, рванув с головы платок, завыла на всю площадь.

– Поубивають вас всех понапрасну, – бормочет Лычиха, трогая сыновей. – Поразбивають головушки ваши горькие…

Скуластый военный усмехнулся:

– Погоди нас хоронить, мать. Мы покуда воюем, и краснота от нас бегает.

Она подняла на него слезящиеся сощуренные глазки:

– Звать тебе как, сынок?

– Александром.

– Дай я тебе поцалую… – Поцеловала, перекрестила: – Христос с тобой! Не увижу я вас…

У сенного сарая, задрав кверху морду и подскакивая, лает собачонка.

На летней кухне Крячиха рубила капусту. Кузька ползал по сухой земле, пугал кур.

– Мужиков на деревне цельная стадо, – ворчала Крячиха. – Хуч бы какого приманула, пока не разбежалися…

– Клавка сказывала, в Грязях дьячиха цыплят по дешевке отдаеть, – сказала Варвара. – Не слыхала?

– Хошь, погадаю? – Крячиха подмигнула, сдвинула капусту, высвобождая место, но тут кто-то закричал:

– Эй, как тебе там? Хозяйка!

Под яблоней сидел за самоваром плюгавый мужичонка в подштанниках и, нацепив очки на нос, читал обрывок газеты.

– Сей минут давай галифе, чтоб мигом! – строго приказал он.

Крячиха побежала, пощупала брюки, висевшие на веревке.

– Сохнуть, батюшка, сохнуть, стерпи маленько. Чего ж ты серчаешь?

– Чортова баба! Докладать я телешом пойду?

– Такой кобель! А ишо очкастый…. – шепнула она, ухмыляясь, взяла засаленную колоду и стала тасовать. – На порог ступил – и сейчас под подол. Одна слово – партизант…

Она разложила карты и задумалась:

– Дорога табе легла поздняя. А вон он и кавалер выглядаеть, король крестей. И хлопоты от его, и слезы… Ох ты, тихоня! – Она засмеялась. – Карту-то не омманешь, крестовый-то даром пыжится, а на сердце у табе совсем другой мужик. Вон он, стервец, червонный король…

– Хозяйка, уйми ты свово кобеля! – закричал мужичонка. – Ей-богу, пристрелю! Брешеть и брешеть, житья нету…

– Да энто сучка! Должно, крыса на сеновале… – Крячиха отогнала собаку. – Вишь, блажной какой, все ему не ндравится…

Окинув карты взглядом, она покачала головой:

– Нахлебаесся ты с энтим червонным… И свидания – вон она, разлука али драка какая. Обратно слезы… Ох, девка, неладно, ишо раскинуть надо, авось повезеть…

Варвара протянула руку и смешала карты:

– Ну ё к бесу. Не хочу.

Зарывшись в еще сырое, привянувшее сено у Крячихи на повети, Лебеда видел в щель между досками часть двора Баранчика. Солнце ярко освещало угол избы с крыльцом, разомлевшего на жаре часового, амбар, в тени которого курили двое мужиков.

Прискакал верховой, спешился и исчез в избе. Оттуда высыпали люди с оружием и побежали со двора.

Мучили Лебеду комары и мухи. Они роем вились над головой, впивались в запекшуюся на затылке кровь. Не вытерпев, он лег на бок и принялся с остервенением чесаться. Когда он опять припал к щели, у крыльца стояла Чубарка, мужик со шрамом протягивал пакет вестовому.

На дворе было тихо, дремотно. Часовой что-то втолковывал конюху, тот слушал нетерпеливо, переминаясь с полными ведрами в руках.

На нос Лебеде уселась муха. Пот ручьем тек с виска.

Мужик со шрамом отдал поводья конюху и отправился за дом. Стараясь не шуршать, Лебеда слез вниз.