Ирина Цыпина - Лабиринт (сборник)

И кто бы мог предугадать, что весь этот налаженный ритм зависит от стольких случайностей, что их мир так хрупок и беззащитен! Что одна его неудача грозит их надёжному, красивому дому бедой, разорением, потерями и ещё, ещё, ещё…

А они планировали ровно через неделю лететь отдыхать на острова в океане, где почти рай, где нет людей, диковинные птицы заливаются дивными голосами и невиданные экзотические цветы, словно с полотен Гогена. Уже собраны чемоданы. В красивых фирменных конвертах дразнят своей доступностью билеты на авиарейс… В эту недельную сказку с роскошными павлинами и говорящими попугаями. Вот уж действительно, «если хочешь рассмешить Бога, расскажи Ему о своих планах».

Он заехал за Мариной в редакцию в конце дня. Возвращались домой молча. Было бесполезно утешать. Не было нужных слов. Да и какие слова? Не было сил, не было завтра… Марине было так жаль его! Ей так хотелось защитить, успокоить… Но не смогла. В потоке машин они на запредельной скорости летели по скользкому шоссе. В замкнутом пространстве салона висели тревога и предчувствие беды. А потом…

Потом начался другой отсчёт. И другой сюжет.

Весь вечер он безрезультатно в компьютере искал нужные материалы. Не клеилось всё. Сперва он не мог найти файлы сводных отчётов, как будто кто-то специально их стёр, уничтожил. Пароль входа в сеть корпорации сработал только с третьей попытки. Нужные файлы статистических отчётов за прошлое полугодие автоматически захлопывались, будто не впускали его в своё секретное пространство. Он с остервенением тарабанил по клавишам, перезагружал компьютер, но снова и снова зависали его команды. Вдруг в туманной бездне дисплея его стало преследовать ощущение, что кто-то рядом, наглый, невидимый и зловещий, издевается над ним. Перетасовывает все его решения, его расчёты, его планы и его надежды. Этот «кто-то» взрывает пароли, коды и шифры, считывает информацию и внаглую крадёт проекты их фирмы, оставляя его «в пролёте». Мистика! Чертовщина! Хакеры? Но слишком много совпадений! Кому-то выгодно вывести его из игры. Он почти не сомневался, и от этого было ещё тяжелее и безысходнее на душе.

Мать позвонила, как всегда, вечером после очередного бразильского сериала. Ей было одиноко и тоскливо. Говорить было не о чем. Но так хотелось услышать уверенный голос сына, хотелось ощутить ту незыблемую мужскую силу, которую так часто сравнивают на Руси со стеной и о которой мы, женщины, мечтаем всю жизнь, как о самой главной удаче.

Этот звонок к сыну, которого боготворила и которым так гордилась, был, наверное, единственным мажорным аккордом в рутинном ритме всех её таких похожих, длинных, серых дней.

Постепенно за несколько последних лет из её жизни ушли почти все. Никто никогда не звонил, не заходил. Всегда в её вдовьей квартирке было уныло и холодно, как будто бы жизнь тоже оттуда ушла.

Марина чётко видела её маленькую фигурку в тёплом длинном халате (ей всегда было холодно). Гладкие седые волосы, собранные в учительский старомодный пучок. Очки в лёгкой элегантной оправе (он ей привёз из Америки), которые она никогда не снимала. Они висели на серебристой цепочке и всегда были с ней. Вещи, которые он привозил матери, имели для неё абсолютно одухотворённую ценность: сумочки, брошки, блокнотики, безделушки, купленные наспех в дьюти-фри, и в этом тоже была одна из её странностей.

Его номер телефона она знала на память. Этот ритуал ежедневных вечерних звонков был у них с сыном принят много лет, с тех пор как он 20-летним мальчишкой женился, ушёл из дома и стал всецело принадлежать уже другой женщине. Дерзкой, самоуверенной, молодой и очень красивой. Матери в ту пору было 42. Она была моложавой, с лёгкой походкой, тонкой талией и волной густых каштановых волос, рассыпанных по плечам.

Муж её любил и ревновал. У них всё было прекрасно. Простая и понятная жизнь. Другая жизнь. С воскресными походами в кино, «Голубым огоньком» на экране советского «Рубина», с шумными гостями в день рождения, вкуснейшим домашним «Наполеоном» и пластинками фирмы «Мелодия». Его родители были так счастливы в своём мире простых, непридуманных чувств, понятий и истин. Всё было одновременно значимо и эфимерно бесценно.

У них тогда не было сегодняшней дикой, непонятной спешки, этого нескончаемого марафона к вершинам успеха. Да и само понятие «успех» имело другую окраску. Другой, более человеческий смысл и другой код восприятия. Но всё так быстро проходит.