Александр Образцов - Ужатые книги (сборник)

– В сентябре… – без всякого выражения повторил дядя Гоша.

– Да она на свои купила! Вы что, не помните? Когда я ещё в школе училась!

– Училась?.. – удивлённым голосом переспросил дядя Гоша. – Шо такое?

В следующий момент тётя Нина уже тащила за руку Раису, а дядя Гоша переворачивал вкопанный в землю стол. Один Всеволод, переживая рассказ дяди Гоши, до сих пор сидел с горькой усмешкой. Он так и не понял причин суеты. И когда тётя Нина и Раиса заперлись на задвижку в погребе, а дядя Гоша пару раз саданул по двери ногой, Всеволод спросил:

– И ордена не вернули?..

– …Очень уж он какой-то… не знаю, – говорила тётя Нина Раисе, включив в погребе свет и присаживаясь на ступеньку. – Какой-то… не мужик.

– Ой, – сказала Раиса, спускаясь вниз от двери, где она слушала крики дяди Гоши об орденах. – Вон твой мужик! Послушай!

– А что? Правильно, – спокойно сказала тётя Нина. – Надо им иногда волю давать. Он сейчас накричится, а потом месяц будет шёлковый ходить.

– Так он же мне мужа портит! У него одна психология, а у Всеволода – другая! Ему нельзя скандалить, он не такой!

– Да все они такие, – сказала тётя Нина. – Садись. Не знаешь ты ещё мужиков.

– Да знаю я их, – помолчав, тихо сказала Раиса. – Знаю, мама. Я их в общежитии хорошо узнала. Лучше бы и не знать.

– Ох ты господи! – вздохнула тётя Нина. – Садись. Садись, доча!.. Давай потихоньку споём…

– …И ты учти, Всеволод, – вполголоса говорил дядя Гоша, сидя на корточках у плиты и прикуривая от уголька. – Ты – номер первый. И никаких! Ты видел, какую я им атаку развил? А почему?

– Почему? – искренне спросил Всеволод.

– А потому что твоя жена… эта… дура! Как надо было действовать? А? Как?

– Не знаю.

– Не знаешь. Надо было сказать матери – она тоже дура, учти – что, мол, хочу ковёр. Хочу! Мать шепчет мне: а давай подарим Райке ковёр? Ты понял? И я – я, понимаешь? – говорю при всех: возьми-ка ты, Райка, в подарок от родителей ковёр! И все довольны… Но ничего. Я тебя, Всеволод, за месяц всему обучу: и нырять ты будешь, как водолаз, и руки накачаешь, а главное – чудный ты хлопец, Всеволод! И мы ж с тобой еще не допели, а?..

У Ивана Полуэктова отдельная однокомнатная квартира в хрущёвском доме. Он её получил, как инвалид войны. Левой ноги у него нет с сорок четвёртого года.

Но обычно квартира пустует, потому что Иван живет у жены. Жену зовут Анна Степановна Грязнова. Она так же, как Иван, на пенсии, и подрабатывает зимой в больнице. Медсестёр постоянно не хватает, а у Анны Степановны большой стаж, с сорок второго года.

Правда, набирается в общей сложности месяца два в году, когда Иван переезжает жить к себе. Конечно, не от хорошей жизни. Иван пьёт довольно регулярно, и у Анны Степановны иногда лопается терпение.

Когда Иван перебирается к себе, его навещает средняя дочь Анны Степановны, Люда. Люда – большая, красивая женщина, любимица Ивана. Когда он впервые появился в семье Анны Степановны, то первой из пяти детей, выходивших по одному из комнаты на кухню, где сидел Иван, была Люда. И она сразу забралась ему на колени. Это было в пятьдесят четвертом году, в Кунгуре.

Ивану тогда еще ничего не стоило отмахать по хорошей дороге километров пять-семь. А от вокзала до дома, где жила Анна Степановна, было около этого. Поэтому, выпив стакан водки, он пришел в какое-то смешливое настроение.

– Это что за птица, а? Отвечай. Как тебя зовут?

– Люда.

– Так, – сказал Иван. – Это, значит, не моя. А где моя?

– Хорошо, что ты не сердишься. Чего теперь сердиться? – Анна Степановна впервые улыбнулась. Зубы у неё были ровные, белые, как будто литые.

– Сердиться-то чё ж сердиться. Плакать надо.

– Плакать. Здоровый мужик и – плакать. Это, может, мне плакать нужно, а я, смотри, улыбаюсь… Может, макаронов отварю?

– Не надо, Анна Степановна, к чему макароны, если есть водка? К водке лучше картошки.

– Можно и картошки.

Анна Степановна встала, с неохотой открыла крышку подполья и, свесившись туда, оставшись наверху неожиданно раздавшимся задом, начала набирать картошку. И здесь Иван во второй раз после улыбки Анны Степановны ощутил толчок крови, разливающейся от груди вверх – так она овладевала им.

Начали выходить дети – Света, Гоша, Гена и, держась за стеночку, годовалая Аня.

– Это что за батальон? – засмеялся Иван. – Соседские?

– Мои, – коротко ответила Анна Степановна, начиная чистить картошку.

– Когда ж ты их успела…

– А это уж мое дело, когда успела. А ну-ка, все отсюда! – прикрикнула она.