Александр Образцов - Поющие люди

И мы, бледные, изможденные злобой и нетерпимостью потомки, не умеющие избавиться от вцепившейся в нас ядовитой крысы ненависти – кажется, чувствуем уже, как страшные челюсти отпускают нас…

Еще немного – и мы, пожалуй, сможем, пристроившись на краешке садовой скамейки, заглянуть в прошлое своей страны, где все живы, улыбаются, где смеются дети в панамках и бородатые родители до поздней ночи режутся в карты…

Нет, слезы застилают картину… неужели мы не узнаем уже такого покоя?.. Чем мы так провинились перед Господом?

«Нива». Семья. Мир.

Человек, у которого мозги не встроены под пургу стаи, всегда отыщет в текущих новостях очередной повод для ухмылки.

Вот, скажем, всемирно ужасная и безмерно недоступная Аль-Кайда в очередной раз показала миру свой невыносимо противный оскал. Некий нигериец, важно отнесенный ЦРУ к Аль-Кайде, привязал к ноге пиротехнику и сжег ее (ногу) в попытке стать шахидом.

Думаю, что всем всё ясно. Имею в виду тех, кто и без этой заметки понимает ту простую вещь, что кинематография 11 сентября не имела ничего общего с бородатым дяденькой из Пакистано-Талибии. А вот с этим нигерийцем – имеет. В мире не бывает чудес. Мир простой. На лай он отвечает ответным лаем.

Но когда первоначальный лай был имитацией, а ответный – ответной имитацией, наступает момент, когда разлаявшийся субъект международного права теряет первоначальные мотивы лая и лает уже всерьез. И тогда посылаемые по адресу 30 тысяч коммандос, а потом все новые и новые исчезают в песках. И приходит истеричный рокер, прославляющий мычание, а не лай.

И так скучно становится в очередной раз, так недостойно божественного материала, потраченного на ерунду англо-романского бреда, что хочется сложить руки на груди и прилечь с видом на русские холмы и речки, отвернувшись навсегда от них от всех.

А мне ведь кроме этой машинки для записи слов ничего больше не нужно.

Только небольшое беспокойство отравляет жизнь: могут пропасть эти произведения ума.

Я не очень ответственно анализировал свое поведение при показе текстов. А надо бы. И окажется, что вел себя как забавляющийся погоней заяц: прыгал в сторону, петлял, шутил, потом вдруг раскрывался до самых неприличных глубин, высокомерно и жалко (для собеседника) возносился, обидно зевал в лицо, – не фиксировался, не давал фиксировать себя.

Потому что это неприлично. Фиксировать надо мгновенно, необидно для человека, буквально на лету. А тут устанавливают треногу, закрываются черной тряпкой…

И вот я здесь. Написал Лира и уже вижу, знаю, как будут кривиться, вышучивать. А текст вкуснейший. Как Принц датский.

Как я люблю субботним вечерком включить Эхо Москвы и послушать двух выдающихся историков нашего времени Алексея Алексеевича Венедиктова и академика истории Наталью Басовскую! Какие у них сложные и мучительные личные отношения! Как бережно Алексей Алексеевич прочитывет учебник истории за 5 класс и тактично передает слово академику, когда исторические сведения переходят в границы 6 класса!

Даже не думаешь при этом, кто из них работодатель, а кто получает за свой изнурительный труд жалкие гроши в кассе радио. Как тактичен Алексей Алексеевич, как он на какое-то время превращается в прилежного студента исторического факультета педагогического института, оконченного им еще до Новой хронологии академика Фоменко.

Вот и 30 января милые друзья собрались потолковать о Наполеоне Бонапарте. Чудная тема! Как она близка нам всем!

Слушаем.

Академик со вниманием выслушала Алексея Алексеевича, ни разу его не поправив ни по датам, ни по составу семьи корсиканца.

И – о, ужас – когда было дано слово ей, она сказала:

– А вы знаете, молодой Наполеон, еще совсем юный офицер из французской глубинки, в потертой шинели, почти босой, едва не завербовался в Россию!

– Да что Вы говорите?! – изумился Алексей Алексеевич.

– Да, да, мой юный друг! В 1788 году он просил русского императора Павла Первого взять его на русскую службу…

И в этот момент Алексей Алексеевич вдруг потерял над собою контроль. Роль руководителя Эха Москвы прервала его роль вечного студента. Видимо, ему стало жаль денег, расходуемых на академика.

– Но в это время правила Екатерина Вторая! – резко заметил он.

Ах, как вздрогнула академик, с тоской подсчитывая штрафные санкции! Как она была потрясена: ведь ее наверняка обвинят при пересчете гонорара в лоббировании Новой хронологии! И чьей! Возникают таким образом уже две Новые хронологии вместо одной ненавистного Фоменки!..