Елена Холмогорова - Рама для молчания

Тишина здесь понятие относительное. Ее разрывают на части трель и цокот соловья из зарослей ирги и рябины, клекот галок, что угнездились под стрехой нашей избы, посвист скворца и треньканье синиц.

А дальше как обычно: разборка вещей, мучительное вспоминание, где что лежало и стояло, пылесос, тряпка, взаимные упреки – и так до вечера.

М. получил однажды справедливое прозвище Мастер анодированные руки. Е. в безнадежной попытке помочь мужу надорвалась и схлопотала межпозвоночную грыжу. Так что тяжелые работы, неизбежные при жизни на земле, – это не про нас. Слава Богу, работа головой изредка оплачивается, и вместо того чтобы приобретать необходимое, мы все средства бросаем на излишества.

Нормальные люди на кусочке собственной земли разводят огород – по знакомой формуле: «Редисочка своя, лучок свой». Так то нормальные – а мы вместо укропа и огурцов на альпийской равнине (на горку сил не хватило) холим и лелеем цветы модерна – ирисы, лилии, нарциссы. Мы бы и рады вырастить что-нибудь полезное, но, во-первых, полезное требует ежедневного ухода, на который нет ни времени, ни тех же сил, а во-вторых, люди городские, мы так и не научились различать ботву репы и листья сурепки. А потому обречены на помощь более компетентных и умелых людей.

В первые годы нашей жизни в Устье работал мастер на все руки беженец из Южной Осетии Малхаз вместе с братьями Джоном и Тимуром. Он построил нам два сарая, которые получились из задуманного навеса над дровами. Дрова же до сих пор сложены рядком вдоль забора и накрыты рубероидом. Еще он доводил до ума гостевой домик. Потом выяснилось, что это был его первый опыт в строительном деле; домик Малхаз поставил чуть ли не на голой земле, не озаботившись фундаментом. Зато в подарок Е. соорудил самый настоящий мангал, с которого, впрочем, пришлось потом снимать верхний ряд кирпичей. И заключительной акцией было возведение забора из гнилых перекладин. При всем том воспоминания о нем остались самые светлые. Последний раз мы встретили Малхаза в Зубцове заметно постаревшим и утратившим немереную свою силу. Это было в первые дни грузино-осетинского конфликта, во время которого был разрушен дом Джона. Джон и Тимур в Цхинвали уцелели, а Малхаз умер у телевизора, переживая беду своего народа.

Земли у нас теперь вдвое больше, чем при покупке дома. Приращение нашего участка по роковой случайности, а может быть, в силу неосознанного протеста совпало с финансовыми катаклизмами. В дефолт 1998 года, когда все закупали соль, сахар, спички и прочие необходимые в пору катастроф запасы, нам взбрело в голову невеликие наши сбережения бросить на приобретение семи соток заросшей иван-чаем, крапивой и пустырником земли. Хлопоты по приобретению еще трех соток десять лет спустя совпали с обрушившимся на весь мир финансовым кризисом, которому никакие экономисты не прогнозируют конца. Обошлись эти три сотки в полтора раза дороже тех семи, да еще обставлены новыми бюрократическими правилами: лежащее между забором и дорогой пространство, заселенное сорным кустарником и той же крапивой, надо было покупать на аукционе в беспощадной конкурентной борьбе. Правда, конкурента разрешили привести своего. В хождениях по инстанциям утешали мечты о кусочке дикого леса, который станет нашим наравне с газоном. Главным украшением нашей Новой Земли была не тундра, а роскошная береза, раскинувшая широкую крону над всякой мелочью: иргой и робкими осинками. Мелочь эту как не имеющую эстетической ценности вырубили, и тут выяснилось, что царственная береза вся насквозь прогнила и грозит в ураган, на которые щедро нынешнее лето, рухнуть на дом.

Конечно, не сами занимались вырубкой. Пригласили специалистов. За деньги, разумеется. Как у Чехова в «Скрипке Ротшильда»: «Какие страшные убытки!». Они работают с редкими перекурами, обливаются потом, а нам стыдно сесть за компьютер, будто мы в стрелялки играем, а не зарабатываем деньги, чтобы с ними же и расплатиться. А уж книжку открыть тем более неуместно. Устав от безделья, слоняемся, подбирая какие-то веточки – вроде бы для растопки. Да, не только работники из нас никудышные, но и роль помещиков для обоих как-то не очень органична. Ходить и указывать, когда видишь огрехи, и то неловко. Е. вздыхает: хорошо бы иметь управляющего. Была такая должность в старину.