Алан Гринспен - Эпоха потрясений. Проблемы и перспективы мировой финансовой системы

Когда уровень жизни в Восточной Германии поднимется до уровня Западной Германии, полагал канцлер Коль, экономические трудности останутся позади, а отвлечение средств западногерманских налогоплательщиков прекратится. По его мнению, этот процесс мог занять от пяти до десяти лет. Карл Отто Пёль, президент Deutsche Bundesbank, центрального банка Западной Германии, говорил накануне объединения, что опасается очень тяжелых последствий этого шага для Германии. Его слова оказались пророческими.

Французы уникальны в смысле глубины влияния их чувства цивилизованности и истории на экономику. Большинство французов отвергают рыночную конкуренцию, т.е. саму основу капиталистической экономики. К ней относятся как к чему-то нецивилизованному или как к «закону джунглей», если выражаться словами Балладюра. Тем не менее они защищают институты капитализма — верховенство закона и в особенности право собственности, — как и другие развитые страны.

Повседневное функционирование экономики сопровождается ментальным противоречием. Французы публично отрекаются от экономического либерализма открытых рынков и глобализации. В 2005 году президент Жак Ширак прямо заявил, что «ультралиберализм является не меньшей угрозой, чем в свое время коммунизм». При этом во Франции немало первоклассных компаний, которые очень эффективно конкурируют на мировой арене {и получают четыре пятых своей прибыли за рубежом). Именно Франция вместе с Германией сделала первый шаг к превращению Европейского союза в зону свободной торговли, которой в марте 2007 года исполнилось 50 лет. (Конечно, мотивы этого шага нельзя назвать полностью экономическими — в большей степени он был обусловлен стремлением к политической инте-грации континента, который пережил две опустошительные мировые войны всего за треть столетия.) И все та же Франция заблокировала процесс интеграции своим отказом от принятия европейской конституции на референдуме {впрочем, это же сделали и другие страны).

Хотя присутствие профсоюзов во французском частном секторе относительно невелико, общенациональные коллективные договоры распространяются на всех работников независимо от того, являются они членами профсоюза или нет. Профсоюзы, таким образом, имеют значительный вес на рынке и в правительстве. Во Франции, как и в Германии, действует поддерживаемое профсоюзами регулирование, направленное на сохранение рабочих мест. Оно делает увольнение дорогим удовольствием, что выливается в сокращение найма работников и значительное повышение уровня безработицы по сравнению со странами, где стоимость увольнения так же невысока, как и в США.

Повышение стоимости рабочей силы для бизнеса (особенно затрат на пенсионное обеспечение) заставляет французское правительство идти на скромные реформы, однако они наталкиваются на марши протеста на Елисейских Полях. Эта тактика приводила в отчаяние не одно правительство.

Очень трудно увидеть что-то позитивное в экономических перспективах Франции. Данные МВФ показывают, что Франция по доходу на душу населения переместилась с 11-го места (1980 год) на 18-е место в мире (2005 год). Средний уровень безработицы в начале 1970-х годов составлял 2.5%. С конца 1980-х годов он колеблется между 8 и 12%. Тем не менее народ Франции обладает настолько сильным чувством свободы и национального самосознания, что в трудных условиях вполне способен перегруппироваться и успешно войти в глобальное сообщество. Подозреваю, что сейчас, после избрания Николя Саркози президентом, именно это и происходит. Я бы назвал этого политика многообещающим лидером. Конечно. на публике он ведет себя как твердый протекционист. Однако во время нашей встречи в 2004 году, когда он был министром финансов, в его высказываниях звучало восхищение гибкостью американской экономической модели. Мировые конкурентные рынки в любом случае приведут его к этой модели. Столкновение культуры и стремления к экономическому благополучию неизбежно.

У Италии, страдающей во многом от тех же проблем, что и Франция, сходные перспективы. Рим был центром цивилизации более двух тысячелетий. Италии, несмотря на ее взлеты и падения, как и Франции, удавалось двигаться вперед. Переход на евро в 1999 году сразу превратил Италию в державу с сильной валютой (лира должна была непрерывно терять свою стоимость, чтобы Италия сохраняла глобальную конкурентоспособность), низкими процентными ставками и низкой инфляцией. Однако итальянская культура финансовой расточительности не изменилась с приходом новой валюты. Без периодического обесценения, своего рода предохранительного клапана, Италия стала отставать. Разговоры о возвращении лиры (и снижения ее стоимости), конечно, не более чем разговоры. Процедура возвращения и выбор момента обратного перехода представляют огромную проблему и крайне дорогостоящи. Вид этой пропасти и страх оказаться на ее дне раньше или позже заставят правительство Италии пойти на реформы, необходимость которых очевидна как самим итальянцам, так и их глобальным партнерам.