Адам Смит - Исследование о природе и причинах богатства народов

(32) Таким образом, новая картина вещей на данном этапе рассматривала небесные явления гораздо более последовательно и связно, чем это было до сих пор сделано в любой из предшествовавших систем. Достигнуто это было, кроме того, за счет лучшего инструментария (machinery), который отличался простотой, ясностью для ума (intelligible) и изяществом. Дело представлялось так, что Солнце, великое светило Вселенной, размеры которого превышали размеры всех Планет, вместе взятых, неподвижно покоится в центре, озаряя теплом и светом все миры, вращающиеся вокруг него по одной единообразной траектории, с большей или меньшей периодичностью в зависимости от степени удаленности от Солнца. Эта система отбросила факт суточного вращения небосвода, скорость которого, в рамках старой гипотезы, превосходила способности человеческого разума. Она освободила воображение не только от сложной путаницы с Эпициклами, но и от трудностей распознавания (conceiving) двух типов движения, которое в одно и то же время происходило разнонаправленным образом и которым система Птолемея и Аристотеля награждала все Планеты. Я имею в виду суточное движение в западном направлении и периодические обращения на восток. Признание обращения Земли вокруг своей собственной оси избавило нас от необходимости предполагать первое; второе же было легко распознать само по себе. Согласно всем другим системам взглядов Пять Планет представлялись в качестве объектов особого рода, непохожих на любые другие объекты, к которым привыкло наше воображение. Когда же предположили, [75] что эти Планеты вращаются вместе с Землей вокруг Солнца, их естественным образом сочли схожими с Землей: они представлялись обитаемыми, непроницаемыми, и освещенными лишь солнечными лучами. Новая теория, следовательно, поместила их в один ряд с другими вещами того же рода, объектами, которые из всех более всего нам знакомы; тем самым она развеяла страх и неуверенность (uncertainty), которые порождались странностью этих объектов и уникальностью, единственной в своем роде, их появления на небе. Более того, теперь картина вещей более соответствовала великой цели Философии и могла дать лучший ответ.

(33) Однако, не только лишь красота и простота [472]данной системы делали ее столь привлекательной для воображения. Новизна и неожиданность того нового взгляда на природу, который она открыла человеческой фантазии (fancy), пробудили больше изумления и удивления, чем самые странные из явлений, которые эта система была призвана сделать ясными и понятными. Такие чувства вызывали еще большее восхищение новой системой. Ибо, хотя великая цель Философии и заключается в том, чтобы успокоить то самое Изумление, которое возбуждают необычные или на первый взгляд несвязанные между собой явления природы, она все же никогда не достигает такого триумфа, как в те моменты, когда чтобы связать воедино несколько, казалось бы, в отдельности незначительных фактов, она создает, если так можно выразиться, иной порядок вещей, в действительности более естественный, проще обозримый для воображения, но и более новый, более идущий вразрез с общепринятым мнением и ожиданием, чем любые из явлений самих по себе, подлежащих связи. И как мы видим на данном примере, для того чтобы связать в одну цепь некоторые кажущиеся нерегулярности в движении Планет, – этих самых незначительных объектов на небосводе, настолько незначительных, что большинству людей ни разу не представится случая заметить их в течение всей своей долгой жизни, [473]– Философия, если воспользоваться образным языком Тихо Браге, сдвинула Землю с места, остановила вращение Небесного свода, заставила Солнце замереть и полностью низвергла старый порядок во всей Вселенной. [474]

(34) Таковы были преимущества новой гипотезы, как они представлялись автору, когда он впервые изобрел ее. Любовь к парадоксам, столь естественная для ученых, удовольствие, которое они так часто находят в упоении новизной своих предполагаемых открытий, а также изумление (amazement) человечества, – все это, безусловно, могло сыграть свою решающую роль в том, что Коперник (несмотря на возражения, высказанные нам одним из его учеников) принял данную систему взглядов. И все же, когда Коперник закончил свой [76] трактат «О вращениях небесных сфер» [475]и начал хладнокровно рассуждать, до какой степени странное учение он собирался представить миру, то настолько испугался направленных против него предрассудков человечества, что принял крайне непростое для философа (по роду воздержания) решение не высказываться. Он положил свой трактат в стол на 30 долгих лет. [476]Наконец, на склоне лет Коперник оторвал труд от себя, передал его ученикам, [477]однако умер во время его печатания и еще до того, как трактат увидел свет. [478]