Ростислав Капелюшников - Экономические очерки. История идей, методология, неравенство и рост

В дальнейшем при цитировании этой работы для краткости будут приводиться только номера страниц без указания самого источника.

Одна из причин, почему неравенство в распределении богатства всегда превосходит неравенство в распределении доходов, заключается в том, что оценки богатства отражают владение только материальными активами и не учитывают владение нематериальными (человеческим капиталом).

Различия в уровнях благосостояния зависят также от неравенства в распределении времени досуга. В США за последние десятилетия прирост часов досуга у низкодоходных групп был значительно больше, чем у высокодоходных [Attanasio, Pistaferri, 2016].

Картина с динамикой другого показателя неравенства — коэффициента Джини — оказывается еще более пестрой [Atkinson, Morelli, 2014]. В США коэффициент Джини по доходам достигал 0,5 в 1930-е годы, снизился до 0,4 во время Второй мировой войны, колебался вокруг этого уровня до начала 1980-х годов и вырос до примерно 0,45 к настоящему времени. Великобритания: довоенный период — 0,45, период войны — 0,35, 1970-е годы — 0,25, настоящее время — возврат на уровень 0,35. Германия: снижение с 0,30 в 1950-е годы до 0,25 в 1970-е годы с постепенным приближением к отметке 0,30 в настоящее время. Дания: резкое снижение с 0,50 в конце 1940-х годов до 0,35 в настоящее время. Италия: снижение с 0,5 в 1900 г. до 0,3 в 1990 г. с последующим повышением до 0,35. Нидерланды: снижение с 0,4 в 1960-е годы до 0,35 в 1970-е годы с последующей стабилизацией. Финляндия: начало 1960-х годов — 0,3, середина 1970-х годов — снижение до 0,2, возвратный рост до 0,25 к началу 2010-х годов. Франция: почти монотонное снижение с 0,4 в середине 1950-х годов до 0,3 в настоящее время. Швеция: в начале 1950-х годов — примерно 0,3, падение до 0,2 к концу 1980-х годов, возвратный рост почти до 0,3 в настоящее время. Япония: минимальный рост с 0,37 в начале 1960-х годов до 0,4 в настоящее время. (Оценки непригодны для межстрановых сопоставлений, так как рассчитывались исходя из разных определений дохода.)

Следует оговориться, что альтернативные оценки, рассчитываемые и публикуемые Бюджетным управлением конгресса США, показывают рост неравенства в доходах в расчете на одного члена домохозяйства [Congressional Budget Office, 2014].

Любопытно, что М. Фридман еще в конце 1930-х годов подверг метод капитализации сокрушительной критике [Friedman, 1939]. По его мнению, такой метод измерения богатства обладает настолько фатальными неустранимыми недостатками, что оценки, полученные с его помощью, просто не имеют смысла.

Это напоминает концепцию Т. Пикетти, согласно которой 1930–1970-е годы следует считать аномальным периодом в истории капитализма: только из-за уникального стечения обстоятельств — войн, экономических кризисов, политических потрясений — неравенство в этот период резко пошло вниз [Piketty, 2014]. Однако последовавшая за тем стабилизация привела к тому, что капитализм стал возвращаться к «естественному» для него уровню неравенства.

Все это очень плохо вяжется с идеей «патримониального капитализма» Т. Пикетти (о ней кратко упоминается в статье К. Джомо и В. Попова), согласно которой в составе верхнего 1 % непрерывно должна возрастать доля богатых наследников, выступающих в роли рантье [Piketty, 2014].

Параллельно с этим шло быстрое сокращение неравенства в полученном образовании. За шесть десятилетий глобальное неравенство по образованию для всего взрослого населения (коэффициент Джини) снизилось с 0,64 в 1950 г. до 0,34 в 2010 г., в том числе в развитых странах — с 0,38 до 0,19, а в развивающихся — с 0,73 до 0,36. Для группы 15–24 лет снижение было еще более радикальным и сейчас по неравенству в полученном образовании молодежь в развивающихся странах почти сравнялась с молодежью в развитых: коэффициенты Джини для них соотносятся соответственно как 0,25 против 0,16 [Benaabdelaali et al., 2012].

В этом контексте Э. Аткинсон замечает, что динамику неравенства лучше рассматривать в терминах эпизодов, чем в терминах трендов [Atkinson, 2015].

Впрочем, противореча самим себе, они замечают, что углубление неравенства в последние десятилетия не сопровождалось каким-либо ростом «организованного социального протеста» [с. 155]. Означает ли это, что оно, по их мнению, сопровождалось ростом неорганизованного социального протеста?

Интересно также отметить, что ни один из этих механизмов не предполагает непосредственного влияния неравенства на экономический рост. Во всех четырех случаях его воздействие на рост осуществляется через посредство каких-либо иных факторов. Так, например, в объяснениях, фокусирующихся на инвестициях в детей (механизмы 2 и 4), таким фактором выступает высокий уровень бедности (логическая цепочка: большое неравенство ⇨ высокая бедность ⇨ низкие инвестиции в качество/высокие инвестиции в количество детей ⇨ низкие темпы роста).