Виктор Славкин - Оркестр

Как только песня кончается, Геликон, Ударник, Скрипка, Мандолина и Дирижер занимают свои места и как ни в чем не бывало доигрывают пастораль до конца. К финалу пьесы в музыкальную ткань вторгается какой-то неприятный звук – не то скрежет, не то хруст. Оркестранты по одному прекращают играть. Прислушиваются, ходят по сиене, пытаясь определить, откуда идет этот звук. Наконец все сталкиваются у футляра Оркестранта.

Оркестрант.Не может быть… Боже мой…

Скрипка.Что такое?

Геликон.Оказывается, это у тебя.

Мандолина.Снова здорово!

Ударник.Опять не слава богу. Я же на подводное плавание опаздываю. Ну и рубка сегодня будет!

Оркестрант.Боже мой… Это они…

Дирижер.Кто?

Скрипка.Отвечайте же!

Мандолина.Ну?!

Оркестрант.Мыши. Это мыши.

Геликон.Как мыши? Откуда в футляре мыши?

Оркестрант.Я же знал… Я знал… Мыши… мыши… Я знаю почему… (В отчаянии бегает по сцене.)

Мандолина останавливает его.

Дирижер (подходя) . Так почему?

Оркестрант.Я вчера там кусочек сыра оставил. В обеденный перерыв не доел, решил сохранить, в футляр спрятал. Вот мыши и завелись. Я же знал! Я знал!

Мандолина.Вот к чему приводит недоедание. Я никогда ничего не кладу в футляр. Во-первых, потому что всегда все доедаю, а во-вторых, потому что футляра у меня нет. Я человек без футляра.

Геликон.Это потому что не спит с инструментом. Если б спал, мыши бы никогда не завелись. В постели они не заводятся.

Ударник.А чтоб у меня в барабане мышей не было, я их пугаю. (Бьет в барабан.)

Оркестрант.Мыши… Какой ужас! Какой ужас!

Геликон.Ишь скряга! Сыра жалко. Да мышки много не съедят.

Оркестрант.Съедят. Сыр съедят, за инструмент примутся.

Мандолина.Нужен им твой инструмент!

Оркестрант.Нужен. Он сейчас у них в зубах. Я думаю, если бы вы были в футляре, вы бы тоже съели его. Правда?

Мандолина.Конечно. С хлебушком бы схрупал.

Оркестрант.Вы страшный человек, но они страшнее. Вы едите снаружи, а они изнутри, понимаете. Вас еще можно остановить. С ними я ничего не могу сделать. Мыши – их не видно. Они внутри. Тихо! Тихо!..

Тон скрежетания становится выше.

Слышите! Слышите! Теперь мыши грызут инструмент!

Геликон.Ну и морока!

Оркестрант.А дальше они догрызут до последней щепочки, и у меня не останется ничего. Я никогда не смогу узнать, чему посвятил всю свою жизнь, и никогда не смогу делать то, что умел. Ведь второго такого инструмента нет на всей земле. Завтра мне придется начинать жизнь с нуля, со старта. Хлопнет выстрел за спиной, и мне придется бежать, бежать, бежать. В ногах уже нет упругости, да и одышка мешает… И когда мои ровесники будут рвать финишные ленточки, я буду только-только набирать скорость. И какое блестящее время я бы ни показал, все равно я приду последним. Если не упаду на полпути.

Дирижер.Я думаю, что не стоит так убиваться, коллега. Мы вас пристроим к делу. Все-таки вы член нашего коллектива. Столько лет безупречной службы… Местечко для вас найдется. Ноты будете переписывать, пюпитры расставлять…

Геликон.Мою медь асидольчиком чистить.

Скрипка.Струны канифолью тереть.

Мандолина.Может быть, сбегать куда придется.

Ударник.Слушай, узнай, кто выиграл. Ну и рубка была сегодня!..

Оркестрант.Нет, это не мои занятия… Впрочем, может быть, именно мои. Ведь я никогда не был уверен, что делаю то, что должен делать. И вообще меня никогда не покидало ощущение, что я постоянно нахожусь не в том месте, где мне надо находиться. Бывало, сидишь в компании, люди кругом интересные и вино на столе. Сидишь и думаешь – а зря я здесь время провожу, что-то важное я сейчас упускаю, что-то происходит без меня. И кажется, что у меня дома сейчас зазвонит телефон и от этого звонка круто изменится вся моя жизнь. Я бросаю друзей, бегу домой и целый вечер сижу у телефона. А телефон, конечно, не звонит.