Александр Косачев - Переживая прошлое (СИ)

– Ты как уволился, сам не свой стал, – как-то сказала Арина, заходя в гостиную. – Что происходит? – спросила она, видя, что я с каждым днем выгляжу все хуже и хуже.

– Не знаю, – соврал я. – Просто привык работать с пациентами.

– Тогда зачем уволился? – спросила она. И тут я понял, что она меня подловила. Деваться было некуда, нужно было сказать часть правды.

– У меня слуховые галлюцинации, – признался я.

– И давно? – удивилась она.

– Еще с прошлой жизни. Они начали развиваться, когда я еще работал в другой психиатрической больнице. В этой жизни они почти прекратились. А стоило мне устроиться работать с душевнобольными, как галлюцинации стали усиливаться.

– Ты как-нибудь лечишь их?

– Лечил.

– Почему перестал?

– Побоялся потерять рассудок.

– Ты и сейчас их слышишь?

– Да, – коротко ответил я.

– И что ты слышишь?

– Не хочу говорить об этом, – сказал я и вышел из дома. На улице было холодно, падал снег, осень готовилась стать зимой.

Так люди и остаются одни: стоит только закрыться – и все, нет человека. С друзьями мы разминулись, когда общие интересы сошли на нет. Жену я потерял при известных обстоятельствах, дочери просто не мог все рассказать из-за стыда, а родственникам было совсем не до меня. Да и кто бы из них меня понял? Нужные знания были только у дочери, но их было недостаточно для помощи. Оставалось нести тяжкий груз одному, боясь быть осужденным и запертым в психиатрическую больницу.

Засев в баре, я начал выпивать. Опьянение искажало звуки в голове, и на какое-то время мне даже показалось, что галлюцинации исчезли. Я добавил в себя еще спиртного, желая проверить реакцию организма. Поначалу звуки утихли, но уже на пути домой стоны вновь начали набирать обороты, а потом стали отличаться реалистичностью и спровоцировали стойкое возбуждение, какого раньше еще не было. Глаза бегали по прохожим, ища женщин. Нежный голос просил взять кого-нибудь из увиденных, но разум еще превалировал над желанием, и я только торопился домой, стараясь не смотреть на окружающих. Я, словно прокаженный, бежал от людей, не желая кому-нибудь навредить. Я наконец-то понял трагичность своей болезни, но было уже поздно: она была жутко запущена. Выходом было либо лишение себя сознания, либо смерть, что равнозначно. Подобное заболевание всегда являлось одним из самых опасных, и такие люди, как я, редко имели возможность находиться в обществе и почти все лишились рассудка. Поэтому мне было дико страшно от этой мысли. Здоровому человеку не понять боязни потерять разум, потому что он не знает, как это происходит.

Пока я торопился домой, мне казалось, что когда я окажусь дома, стены родной обители положительно на меня повлияют. Поначалу так и было, пока меня не увидела Арина.

– Где ты был? – спросила она, подходя ко мне.

– Арина, уйди! – еле сдерживаясь, произнес я. Она поправила тунику, которая была довольно открытой.

– Ты что, выпил? – посмотрев мне в глаза, спросила она. – Я принесу воды.

Стоило ей повернуться, как я бросил взгляд ей на ноги, плечи, шею. В голове раздавалось: «Возьми меня!». Все это сопровождалось стонами. Не выдержав, я забежал в ванную, закрылся и принялся мастурбировать, чтобы ослабить свое желание. Дочь постучала ко мне, пытаясь понять, что происходит. Мне не хотелось насиловать Арину, но желание было очень сильным. Сорвавшись, я выбежал из ванной без штанов и набросился на нее прямо в коридоре. Она сначала даже ничего не поняла: я ударил ее в ухо, и удар дезориентировал дочку. Это как раз дало мне время стянуть с нее тунику с трусиками и устроиться так, что она уже не смогла бы меня оттолкнуть. Тут Арина пришла в себя и начала отбиваться и кричать.

– Папа, отпусти меня! Что ты делаешь! – с трудом доносилось до моего сознания. А я в ответ кричал:

– Заткнись! Ты мне не родная дочь!

Желая сменить позу, я скрутил тунику, обмотал ею Аринину шею, чтобы она не пыталась сбежать, и пристроился сзади. Она стояла на коленях, упершись лицом в паркет, махала руками, пытаясь отбиться, но через какое-то время перестала... Через полчаса все закончилось. Голоса утихли, я осмотрелся и осознал происходящее, которое было ужасным. На глаза накатили слезы, я кинулся к дочери, обнял ее и зашептал: «Прости, прости, прости!», словно обезумевший. А когда осознал, что она не реагирует на слова и вообще не шевелится, я попытался найти пульс, затем попробовал почувствовать биение сердца, но как бы я ни пытался и что бы я ни делал, было уже поздно. Шоковое состояние не покидало меня. Казалось, меня сонного обдали холодной водой, и я стоял, пытаясь понять, что случилось, но ничего не понимал. Какая-то пустота. Потрясенный, я отнес Арину в ее спальню, положил на кровать, укрыл ее одеялом, сел рядом на полу и так и просидел до самого утра. В голове звучали нежные стоны, а в мыслях прокручивался ужасный акт насилия. Я понимал, что так жить больше нельзя, и нужно было убить себя раньше, но у меня не хватало духу сделать это. Обстоятельства подталкивали меня к суициду, но от вариантов, которые я рассматривал, бросало в дрожь, потому что не все из них приносили фактическую смерть, а другие сопровождала адская боль. Обдумав все, я понял, что сам я не сумею решиться, а кто-то другой не согласится убить меня. Потом мне пришла в голову идея вынудить кого-нибудь меня убить. Лучший вариант – прийти в банк и резануть кого-нибудь из служащих, чтобы показать, что я действительно несу опасность обществу, и меня нужно прикончить. Конечно, был риск попасть в психиатрическую больницу, если меня обезоружат. Это была бы жуткая ирония судьбы, но я не мог не рискнуть.