Осборн: (не отрываясь от фото) Она просто прелестная девушка.
Стэнхоуп: На фото мало что видно. Только лицо.
Осборн: Но ужасно прелестное. (Молчание. Стэнхоуп закуривает сигарету. Осборн возвращает ему фото) Ты — счастливчик.
Стэнхоуп: (пряча фото) Не знаю, зачем я храню эту фотокарточку.
Осборн: То есть? Разве она не… я думал…
Стэнхоуп: Что ты думал?
Осборн: Ну, я думал, что, может, она ждет тебя.
Стэнхоуп: Да, верно. Она меня ждет, и она ничего не знает. Она думает, что я — великолепный парень, командир роты… (Поворачивается к Осборну и кивает вверх на дверной проем) Она и не подозревает, что если по этим ступенькам я выйду на передовую, предварительно не накачавшись виски, я сойду с ума от страха. (Пауза) .
Осборн: Послушай, старик. Я давно хотел сказать, хотя понимаю, что это наглость с моей стороны. Ты здесь уже дольше всех во всем батальоне. Тебе пора бы отдохнуть. Отпуск тебе полагается.
Стэнхоуп: Ты предлагаешь мне заболеть, как эта сволочь — невралгией глаза? (Смеется и пьет виски) .
Осборн: Нет, не так. Полковник давно отправил бы тебя сам, только…
Стэнхоуп: Только что?
Осборн: Только он не может обходиться без тебя.
Стэнхоуп: (смеясь) О, черт!
Осборн: Он сам мне сказал.
Стэнхоуп: И он считает, что я в таком состоянии, что мне необходимо отдохнуть?
Осборн: Нет, он считает, что тебе положен отпуск.
Стэнхоуп: Хорошо, дядя, тогда послушай меня. Мне недолго осталось. Я и так удачливее всех оказался. Из тех, с кем я прибыл, уже никого нет в живых. Но этот мальчик — это уже слишком. Могли бы и уволить меня от этого.
Осборн: Ты смотришь на все в черном цвете.
Стэнхоуп: Я повторяю. Этот мальчик не может без того, чтобы не сотворить себе кумира. Я старше его на три года. Ты сам знаешь, что эта разница значит в школе. Я был капитаном команды по регби и все такое… Здесь это никакого значения не имеет, а для школьника четырнадцати лет… Да зачем я тебе все это объясняю, черт, ты же сам учитель, и ты знаешь.
Осборн: Не горячись! Я только сказал, что думаю о кумирах.
Стэнхоуп: Наши отцы дружили, и меня попросили присмотреть за мальчишкой. Надо сказать, я охотно взялся за дело. Мне нравилось учить его правильным вещам… А однажды летом его семья пригласила меня погостить у них, и вот тогда я познакомился с его сестрой.
Осборн: И что же?
Стэнхоуп: Сначала я воспринимал ее как ребенка, так же как и Рали. И только перед тем, как отправиться на фронт, я вдруг понял, какая она замечательная девушка. И я буквально стал молиться, чтобы уцелеть на войне и стать… стать достойным ее.
Осборн: Ты немалого добился. Военный Крест и командование ротой…
Стэнхоуп: (наливая себе еще виски) Да, вначале все шло хорошо. Когда через полгода я приехал в отпуск, было чертовски приятно чувствовать, что ей небезразличны мои успехи. (Делает глоток виски) . А когда вернулся на фронт — здесь тогда шли страшные бои — я понял, что если не сниму перенапряжение, то попросту сойду с ума. Оставаться все время в полном сознании я не мог — у тебя ведь было такое, да, дядя?
Осборн: Да, и часто.
Стэнхоуп: Было только два способа выдержать такое: либо притвориться больным и вернуться домой, либо это (поднимает стакан с виски) . Что бы ты выбрал, дядя?
Осборн: Я пока не знаю. Мне еще не довелось испытать столько, сколько тебе.
Стэнхоуп: Я все тогда обдумал хорошенько. Скажи, ведь было бы подло сбежать домой совершенно здоровым, да?
Осборн: По-моему, да.
Стэнхоуп: Ну вот. Тогда будем здоровы, и да здравствуют ребята, которые отправляются домой с невралгией (Ставит стакан на стол) . В последний свой отпуск я уже домой не поехал. Я не смог бы вынести, если бы она догадалась…
Осборн: Война закончится, Стэнхоуп, уйдет это страшное напряжение, и ты снова придешь в норму, в твои-то годы.
Стэнхоуп: Я и жил все время с этой надеждой. Думал о том, как уеду потом куда-нибудь на несколько месяцев, поживу на свежем воздухе, поправлюсь, а потом приеду к ней.
Осборн: Так и будет, Стэнхоуп.
Стэнхоуп: Ну почему Рали не попал в какую-нибудь другую из тысячи восьмисот рот?!
Читать дальше