Дэвид Хэйр: Дыхание жизни

А откуда этот свет? Там что, зал игральных автоматов? Бинго?

Мадлен. Да. Только их тут по-другому называют. (Мадлен опять проходит через комнату и подходит к другому стулу. Она собирается с духом, чтобы что-то сказать.) Я впервые встретила Мартина в баре, вы об этом знали?

Фрэнсис. Нет, он никогда не говорил.

Мадлен. Да, в баре.

Фрэнсис. А где?

Мадлен. В Бирмингеме. В американском Бирмингеме, не в нашем. (Мадлен улыбается своим воспоминаниям.) У нас тогда вышла ссора, какой-то дурацкий спор…

Фрэнсис. Что, между вами?

Мадлен. Да.

Фрэнсис. Из-за чего?

Мадлен. Ну, у меня тогда уже был кое-какой опыт, я ведь немного старше, на несколько лет. «А-а, — сказал он мне. — Ты старше меня. И ты всегда будешь старше».

Фрэнсис. Он так сказал? Мартин?

Мадлен. Да, представьте себе.

Фрэнсис. Сказал при вашей первой встрече?

Мадлен. Этими самыми словами. «И ты всегда будешь старше». Очень романтично! И это в баре, в Алабаме.

Мадлен углубляется в воспоминания. Фрэнсис протягивает руку и берет свое пиво, глядя на Мадлен.

Как бы там ни было, мы оба туда попали из-за демонстрации в защиту прав человека.

Фрэнсис. Вот как. Так это тогда было.

Мадлен. Я тогда сбежала из Англии.

Фрэнсис. Да что вы?

Мадлен. Да. Сбежала. В один прекрасный день взяла и уехала. Почему бы и нет? А за несколько лет до этого даже убегала из дома.

Фрэнсис. А ваши родители еще живы?

Мадлен. Живы? Вряд ли. Думаю, это маловероятно. Как вы считаете?

Фрэнсис. А вы не жалеете об этом? О том, что ничего не знаете о родителях.

Обе хмурятся, не находя понимания друг у друга.

Мадлен. Да, все так и было. Я сбежала из страны, где родилась, села в автобус «Грейхаунд» и проехала через всю Америку. Но самое смешное — это что он оказался в том задрипанном баре в Алабаме. Единственный белый, к тому же англичанин!

Фрэнсис. И на вас подействовало его обаяние?

Мадлен. Тут же.

Фрэнсис. Уже тогда.

Мадлен. Да, мгновенное обаяние, такой врожденный шарм, и еще в нем было что-то немного сонное, уже в те годы, такое чуть сонное выражение…

Фрэнсис. Да-да…

Мадлен. И с ним было очень легко, он был такой простой — по крайней мере, внешне…

Фрэнсис. Да, очень простой поначалу.

Мадлен. Вот именно. Как будто в жизни не может быть никаких сложностей, и вообще, из-за чего весь сыр-бор?

Фрэнсис. Точно.

Мадлен. «А в чем проблема?»

Фрэнсис. Господи! «А в чем проблема?» Он все время так говорил.

Мадлен. Да.

Фрэнсис. И тут действительно начинает казаться, что никакой проблемы нет.

Мадлен. Да.

Фрэнсис. И сразу поддаешься и веришь ему на слово.

Мадлен. Он тогда сказал: «Пространство!» Я хорошо запомнила это слово. Просто я никогда прежде не слышала, чтобы кто-то так говорил. Уж точно не в 1963 году и менее всего кто-то, интересовавшийся гражданскими правами. По-моему, пространство — это то, что обычно исследуют; в него нельзя завернуться, как в простыню. Я тогда спросила: «Что ты делаешь здесь, в Америке?», и Мартин сказал: «О, мне необходимо пространство».

Обе улыбаются.

Да, так и было. Нужно немало воображения, чтобы представить себе его, совсем молодого, в том баре…

Фрэнсис. Я могу себе представить. Он стоит у меня перед глазами.

Мадлен. Весь взъерошенный, у него в те годы было еще много волос. И знаете, он не говорил со мной о притесняемых неграх …

Фрэнсис. Нет?

Мадлен. Не клеймил историческую несправедливость, не возвещал момент, когда, наконец, можно с этой несправедливостью покончить… Он просто нелегально пил свое пиво — ему еще не было 21 — и закусывал орешками, и даже не пытался притвориться , что переплыл через Атлантику,…

Фрэнсис. Да что вы?

Мадлен. …чтобы бороться с социальной несправедливостью. Вовсе нет. Он сидел там, у стойки, и говорил, что проделал весь этот путь, потому что ему, видите ли, места не хватало. (Мадлен, возмущенная, встает с места) . Ну да, конечно, теперь все так говорят…

Фрэнсис. Это верно.

Мадлен. Теперь, спустя сорок лет. Теперь все воспринимают это как должное. Да, да, как должное. Как будто Земля по определению вертится только вокруг них!