В 1970 году этот спектакль шел с успехом на Бродвее, Рокки взял за основу дневник своего крестного отца – знаменитого французского поэта Жана Кокто, с которым был дружен Юл во время своей бурной молодости. Оба – Жан Кокто и Юл Бриннер находились в то время под сильным влиянием наркотиков.
Юл был на премьере, внимательно следил за ходом спектакля, который воскресил воспоминания. Рокки также как и его отец боролся с внутренним демоном, который разрушал его. Успех шоу «Морфий» был огромным. Публика стоя приветствовала 23-летнего актера. Нью-йоркская театральная критика сошлась в едином мнении: спектакль был назван «фантастическим».
Юл с гордостью показывал друзьям рецензию на спектакль сына, но виделись они крайне редко. Рокки очень нуждался, он находился в тяжелом финансовом положении, но Юл никогда не протягивал ему руку помощи.
В своей биографической книге Рок Бриннер с потрясающей откровенностью пишет о своих злоключениях, о попытках найти свое место в жизни, о том, что ему приходилось многократно ночевать на улице в любую погоду.
Как-то, в особенно трудную минуту, Рок позвонил отцу, они встретились, но разговора не получилось. Оба сидели в роскошном авто Юла и напряженно молчали. «Раньше у нас были самые теплые отношения, в уютной тесноте машины мы разговаривали о самом интимном. А в тот день мы обменивались острыми злыми репликами. Отец брезгливо смотрел на меня, небритого, опущенного, в вонючем тряпье и говорил, что я позорю его имя. Я понимал его, но ничего не мог с собой поделать. Я жил на улице, был хиппи, меня называли «рыжим клоуном», потому что знали, что я хотел быть актером, но у меня ничего не получилось. Мать была больна, у нее был рак легких, и нам трудно было найти общий язык. Я пытался рассказать отцу как мать страдает, но это не вызывало у него никакого сочувствия», – пишет Рок Бринер в своей книге.
Они не виделись и не разговаривали несколько лет. В июле 1972 года Рок написал отцу письмо, поздравив его с днем рождения: «Дорогой отец, мое сердце всегда с тобой, я вспоминаю прекрасные годы, когда мы были так дружны. Как мы катались на водных лыжах в Малибу, гуляли по Парижу, жили в Швейцарии. Ты всегда был для меня образцом человека и артиста. В этом году я написал тебе поэму». Эта поэма должна была растопить даже самое жестокое сердце. Но Юл так и не ответил на письмо сына. Прошло несколько лет, прежде чем они опять стали общаться.
Жена – аристократка, общение с сильными мира сего, роскошное имение – все это быстро наскучило Юлу Бриннеру. Он понимал, чувствовал, что это– лишь декорация к его жизни, а смысл его существования – это театральная сцена. Именно театр манил его всегда, а не кино – ведь ему пришлось играть массу пустых фильмов, в которых только эксплуатировалась его экзотическая внешность.
Даже роль Тараса Бульбы в одноименном фильме не принесла ему творческого удовлетворения. Каких только героев не пришлось ему воплощать на экране. Он даже играл израильского героя, прототипом которого был Моше Даян. Юл играл его с черной повязкой на глазу. Он снимался и в Японии. И вот, как тесен мир, – там он встретился с бизнесменом, который оказался внуком его деда Жюля Бриннера.
Семейная жизнь Юла тоже дали трещину. Они все больше отдалялись друг от друга – холодная аристократичная Дорис и импульсивный, часто безрассудный Юл.
Его все раздражало в Дорис, ее аристократичные манеры, даже одежда. Очевидно было, что развод неизбежен. Единственное, что его удерживало – это прелестная Виктория – их общая дочь – но даже она не могла предотвратить приближающийся семейный разрыв.
Юла охватила глубокая депрессия, от которой его не спасали бесчисленные любовные приключения. Достоянием журналистов стал громкий роман Юла с Мэрилин Монро. Терпению Дорис пришел конец, она настаивала на разводе. Один из его друзей– французский драматург Жан Левин говорил: «Юл никогда не признавал своих ошибок, всегда обвиняя других в своих неудачах. Его брак с Дорис был сразу обречен на провал».
Левин вспоминал, как во время обеда в парижском ресторане «Максим», Юл сказал ему: «Чем дольше я женат, тем меньше я вижу смысла в браке». «Я никогда не видел Юла таким грустным, – говорил Левин, – я понял, что наступило время развода и, как ни странно, где-то на горизонте маячит следующий брак».
Так оно и произошло. Женой номер три стала 34-летняя Жаклин де Тион де ля Чайм де Круассе – наследница старинного аристократического французского рода. Жаклин была шеф-редактором французской версии американскогo журнала Vogue.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу