Андрей Малахов - О чем говорят. По ту сторону экрана

После недолгого раздумья Малахов пригласил центральную героиню завтрашнего эфира в ресторан Дома кино. Маргарита запаздывает.

– Как здесь все изменилось, – говорит Мила, оглядываясь по сторонам, – и куда все уходит… Андрюша, вы не знаете?

Малахов улыбается в ответ на «Андрюшу».

– Ах! – вздыхает Мила, настроенная самым что ни на есть лирическим образом. – Если бы Галька была жива, ты бы был в ее любимчиках, я ее знаю.

– Расскажите, – просит Малахов, не зная, как реагировать на этот комплимент, – какая она была?

Мила поправляет свой оранжевый шелковый шарф.

– Она была хорошей, – говорит она вызывающе. – Все эти россказни про загульный образ жизни и торговлю бриллиантами – полная чушь. Это все придумала эта шушера, – она презрительно морщится, – они дружили с ней только из корыстных побуждений, а она эту сволоту искренне любила и звания раздавала! Да, если уж Галя любила, – легкий удар кулачком по столу, – то любила по-настоящему.

Мила раскраснелась, просто любо-дорого смотреть на ее праведный гнев!

– Все в этой жизни пиар, – пожимает плечами Малахов, пытаясь как-то сгладить возмущение своей собеседницы, – можно быть очень хорошим человеком, но при этом все вокруг будут уверены исключительно в обратном. Все зависит от того, как ты себя зарекомендуешь, и никакие бриллианты тут не помогут.

Мила усмехается и отмахивается от этих слов удивительно изящным для ее возраста движением:

– Когда люди слышат слово «бриллианты», они вообще ничего не прощают.

И тут наконец является Маргарита.

– Ой, простите, извините, – виновато, но чрезвычайно мило охает и ахает она, – я сегодня была на прогоне спектакля у Галины Волчек в «Современнике», потом встречалась с руководством канала, ой, прямо отдышаться не могу, можно мне стакан воды без газа? – обращается она к официанту и, оглядываясь вокруг, продолжает: – Здесь мило! Но если будете в Нью-Йорке, добро пожаловать в папин ресторан «Русский самовар» – 256 West 52 Street! Даже не знаю, столько новостей, столько новостей! Представляете, мне предложили вести Фристайл со звездами! Представляете?! В паре с Евгением Папунаишвили!

Я смотрю в бездонную синеву глаз Маргариты и мучительно вспоминаю: где же это я видел точно такой же пронзительно-честный взгляд? Что-то такое из далекого прошлого… Апатиты? Нет, уже Москва. Общежитие? Университет? Да, точно! Вспомнил! Эти честные глаза, этот вдохновенный вид… 1991 год, новенькая девочка, которая перевелась откуда-то на журфак в Москву и попала в группу Малахова. Третий курс, семинар английского языка. На вопрос преподавателя «Как вы провели лето?» новенькая отвечает, подняв на преподавателя ровно такие же честные глаза: «В августе я отдыхала на Форосе».

«Эта Наташа Марнина – не простая девочка! – тут же возбудился Андрюша. – У нее крутые родители! Может, в Форосе они и Михаила Горбачева того… C ней надо обязательно подружиться!» И только через неделю, встретившись с Наташей у мусорных контейнеров в общежитии, он понял, что видит перед собой не дочку шишки из Политбюро, а квалифицированную лгунью. (Правда, когда выяснилось, что в детстве они обожали одну и ту же книжку – носовских «Фантазеров», рохля-Малахов простил ее обман.)

И вот теперь Рита с точно такими же пронзительно– честными глазами сидит напротив Андрея и щебечет, щебечет какие-то странные истории, оправдывающие ее опоздание… Где же в действительности задержалась наша Марго? И что это за история с Женей Папунаишвили? Ох, не вырастили ли мы Франкенштейна… Может, в ответ на предложение вести новое шоу она по-быстренькому разобралась и с основным вопросом? Хотя, собственно, какое мне до этого дело, ведь для нас она как была девушкой у подъезда, так ею и останется. Правда ведь, Малахов?

– Маргарита, – наконец прерывает ее восторженный треск Андрей, – знакомься, это Мила, лучшая подруга Гали Брежневой, наша завтрашняя героиня.

– Ой, простите! – восклицает куколка. – Извините! В самом деле, да что же это я? Все о себе да о себе, я, наверное, уже опоздала на самое интересное – про мужчин и бриллианты!

Мила, и без того немного уязвленная опозданием и молодостью Маргариты, гневно парирует.

– Не было никаких бриллиантов! – поджав губы, презрительно говорит она. – Было одиночество, была непонятость. Мы ничего в жизни не видели слаще морковки. Как я ездила на гастроли с этим кипятильником всю жизнь, так ничего, кроме этого кипятильника, и не нажила!