Питер Акройд - Альфред Хичкок

Старый знакомый, Хьюм Кронин, вспоминал, что в последние годы Хичкок превратился в «печальную и довольно одинокую фигуру. Навещая его, я часто заставал его плачущим. Он жаловался не только на трудности в работе, но также на то, что он никуда не выходит, никого не видит и его никуда не приглашают». На самом деле именно этого и хотел Хичкок; он никогда не отличался общительностью и не поддерживал длительных дружеских отношений ни с кем, кроме жены. Теперь, когда присутствие Альмы в его жизни вызывало лишь печаль, он остался в одиночестве. В его возрасте это было тяжело.

Осенью 1976 г. Хичкок написал Трюффо: «Я сейчас в полном отчаянии». Но на покой он не собирался. Ему поставили новый кардиостимулятор, и поначалу казалось, что к нему вернулись силы. В интервью журналу Sight and Sound он отметил, что «здоровье у меня довольно крепкое, несмотря на боли от артрита. У меня кардиостимулятор, а он надежнее, чем природа. Мои фильмы достаточно успешны, и люди хотят, чтобы я продолжал работать».

Затем Хичкок нашел еще один проект. Он читал роман Рональда Киркбрайда «Короткая ночь» (The Short Night), романтический шпионский триллер о двойном агенте, который бежит из лондонской тюрьмы Вормвуд-Скрабз. Хичкок также прибрел права на экранизацию книги Шона Бурка «Происхождение Джорджа Блейка» (The Springing of George Blake), в которой речь шла о побеге из тюрьмы Вормвуд-Скрабз настоящего двойного агента, который затем оказался в Советском Союзе. Рассказ о побеге заинтересовал Хичкока, как и судьба жены и трех детей Блейка. Это должно было составить основу фильма, лишь косвенно основанного на фактах. Хичкок пригласил к сотрудничеству американского писателя Джеймса Костигана, и весной и летом 1977 г. они работали над сценарием, но из этого ничего не вышло. Тогда режиссер снова обратился к Эрнесту Леману, однако они расстались, поскольку Хичкок настаивал на введении в сценарий сцены жестокого изнасилования, а Леман отказался. Это было повторением ситуации с Эваном Хантером во время работы над «Марни». «Иногда мне кажется, – вспоминал Леман, – что мы оба понимали, что делаем это ради проформы. Разве не так? Не знаю. Он хотел сделать фильм, ведь правда? Я хотел , чтобы он сделал фильм, – разве не для этого я писал сценарий? Но верили ли мы, что он сможет?»

Летом 1978 г. после ухода Лемана Хичкок обратился к другому старому знакомому, Норману Ллойду, и попросил помочь со сценарием. «У него не получалось вылизать сюжет. И ни у кого не получилось бы. Хич лучше кого бы то ни было понимал, что сюжет устарел, пролежав на полке одиннадцать лет. Что любопытно, обсуждая его, мы продолжали искать что-то другое». Сомнения множились по мере того, как ухудшалось здоровье Хичкока. Однажды он обратился к Ллойду: «Знаешь, Ллойд, мы никогда не сделаем этой картины». На вопрос о причине Хичкок ответил: «Потому что в этом нет необходимости ».

Энтузиазм и смятение сменяли друг друга в зависимости от состояния здоровья. Хичкок внезапно сообщил Ллойду, что они должны прервать работу над сценарным планом и сразу приниматься за полный сценарий. «Только не я, – ответил Ллойд. – Не думаю, что мы готовы». Лицо Хичкока исказилось от обиды – он посчитал это предательством. «Он просто отгородился от меня, – рассказывал Ллойд, – словно мы никогда не были знакомы. Имел право».

На следующий день Ллойд вернулся в кабинет Хичкока, где тот сидел со сценарным планом в руке.

– Я действительно хочу работать с вами, – сказал он.

– Не беспокойтесь, я справлюсь сам.

Возможно, именно в это время Хичкок позвонил в Лондон Энтони Шафферу, автору сценария «Исступления». Сначала он извинился, что не пригласил его работать над «Семейным заговором». Потом, как рассказывал Шаффер, тон Хичкока изменился. «Тони, все меня предают! Все меня бросают! Ты должен приехать и спасти меня! Я совсем один!»

Осенью 1978 г. он упал. Поскользнулся на коврике, лежавшем на мраморном полу ванной, ударился о дверь, а потом о стену. Его отвезли в больницу, но никаких повреждений не обнаружили. Тем не менее во всем доме установили поручни, и Хичкок начал пользоваться тростью.

В декабре к работе над «Короткой ночью» Хичкок привлек еще одного сценариста. Дэвид Фримен в «Последних днях Альфреда Хичкока» (The Last Days of Alfred Hitchcock) вспоминает, каким он увидел режиссера в их первую встречу: «Маленький, ростом метр шестьдесят пять, если не меньше, с почти гладкой кожей. Очень толстый». Первый разговор как будто сложился не очень удачно: «По правде говоря, я почувствовал неловкость. Мне начинало казаться, что он не знает, зачем я пришел». Но это была старая уловка Хичкока – говорить о чем угодно, только не о фильме. У Фримена сложилось впечатление, что режиссер таким образом надевал на себя публичный образ «непостижимого». Он был таким же застывшим, как лица на горе Рашмор.