В роли, когда я ее «схватываю» и делаю своей, я могу за автора пьесы написать или рассказать всю жизнь моего персонажа до и после событий, описанных в пьесе. Поэтому, кстати, мне легко было досочинить речь Спиридоновой на партийном съезде в фильме «Шестое июля» или последний монолог Милентьевны в спектакле «Деревянные кони» (что, кстати, вызвало полное одобрение автора – писателя Федора Абрамова).
Я не знаю, как Ахматова отнеслась бы к тому, что ее поэму, как роль, разлагают на куски, «подкладывая» под ее строчки свои субъективные впечатления. В «Записных книжках» Ахматова писала: «У поэта существуют тайные отношения со всем, что он когда-то сочинил, и они часто противоречат тому, что думает о том или ином стихотворении читатель».
Нет прямого пути ни от поэзии к жизни, ни от реального факта к поэзии. Слова как носители какого-то конкретного содержания – предположим, моей актерской мысли, и эти же слова, вернее их призрачные двойники, в поэзии – это не одно и то же. Как не одно и то же в театре сценическая жизнь актера и его реальная жизнь, протекающая одновременно каким-то неосознанным потоком. Ведь театр – это тоже тайна.
Кричит наш дух, изнемогает плоть,
Рождая орган для шестого чувства…
Предположим, орган для шестого чувства у нас есть, так давайте учиться хотя бы косноязычно выражать словами то, что словами выразить невозможно. Извините меня за этот каламбур.
Анна Андреевна Ахматова
У Иосифа Бродского в поэме «Исаак и Авраам» есть замечательные строчки об этом «А.А.А.»:
По существу же, – это страшный крик,
Младенческий, прискорбный,
вой смертельный.
Когда мы с Евгением Колобовым в Новой Опере работали над «Поэмой без героя», а потом я читала ее со сцены в сопровождении его оркестра, за дирижерским пультом стоял сам Колобов. Он же подбирал отдельные музыкальные куски к «Поэме» и нашел звук, который музыкально повторял это «А.А.А.».
Евгений Владимирович, по-моему, один из самых тонких и замечательных людей, как никто вписывался в замысел этого странного вечера. И звук этот странный – «А.А.А.» – он нашел на виброфоне. С него и начинался наш вечер по «Поэме без героя», и им же, остановив аплодисменты, Колобов вечер заканчивал. После этого ноющего тонкого звука в зале наступала тишина.
А если и дальше цитировать Бродского из «Исаака и Авраама», то можно вспомнить и другие строчки:
И если сдвоить, строить: ААА,
Сложить бы воедино эти звуки,
Которые должны делить слова…
К сожалению, только через слова мне придется объяснять свое понимание «Поэмы без героя». Разгадывать тайну «А.А.А.».
Поэма без героя
Заглавие возникло, может быть, под впечатлением байроновского «Дон Жуана», где с самого начала Байрон говорит: «Мне нужен герой» и сетует, что в его время героев для поэм нет.
В то безвременье, когда Ахматовой писалась «Поэма», героев (не официально-советских) тоже не было.
Но, с другой стороны, можно сказать, что в названии «без героя» зашифрованы имена и персонажи, так или иначе связанные с автором в течение всей ее жизни. Во всяком случае, очень явно проступают силуэты Блока, Гумилева, Кузмина, Хлебникова, Маяковского, Мандельштама, Судейкиной, Князева, Недоброво, Анрепа. Недаром Ахматова потом напишет: «…там уже все были».
Можно также сказать, что герой в поэме – город: Петербург разных эпох, его атмосфера, война, разрушение. Городу, кстати, посвящена третья часть «Поэмы» – «Эпилог». О Петербурге-Ленинграде у Ахматовой есть много других стихов. Например:
И сада Летнего решетка,
И оснеженный Ленинград
Возникли, словно в книге этой
Из мглы магических зеркал.
Современность в «Поэме» сталкивается с историей, Ленинград встречается с Петербургом. Как у Мандельштама в стихотворении, написанном в 1930 году:
Я вернулся в мой город, знакомый до слез,
До прожилок, до детских припухших желез.
Ты вернулся сюда, так глотай же скорей
Рыбий жир ленинградских речных фонарей.
…………………………………………………
Петербург! Я еще не хочу умирать!
У тебя телефонов моих номера.
Петербург! У меня еще есть адреса,
По которым найду мертвецов голоса…
…А можно наверняка сказать, что герой «Поэмы» – Время. Вернее, многослойность времени. Движение времени происходит не поступательно, иногда минуются целые временные пласты. Получается наложение одного времени на другое. Очень, кстати, похоже на актерское существование, когда играешь классику. Я помню, у Смоктуновского – Мышкина в «Идиоте» БДТ – было это самое наложение: с одной стороны, мы видели на сцене Смоктуновского, живущего в 60-х годах нашего века, а с другой – через него же проглядывало время Достоевского.
Читать дальше