– Спасибо, мы сами придем чуть позже…
– Вы не найдете, – с вежливой настойчивостью возразил офицер, – и все уже сели за стол…
Студенты, отходя от нас, прислушивались к разговору… – Придется пойти, – тихо сказала мне жена, – неудобно…
Ведомые офицером, который представился как штурман Александр Брянцев, мы прошли почти через весь теплоход и спустились на нижнюю палубу. По пути не было сказано ни одного слова; офицер шел чуть впереди и сбоку от нас, всем своим видом давая понять, что он лишь человек, выполняющий поручение, не больше. Но когда мы вошли в столовую, стало ясно, что он нас разыграл, – за длинным столом сидели одни офицеры.
– Капитан сейчас будет, – сказал штурман, ничуть не смущаясь тем, что вопреки его заверениям за столом нет ни одного преподавателя.
Офицеры встали, устремив на нас взгляды, в которых видно было удивление в связи с нашим появлением.
– Прошу, – сказал штурман, подтверждая приглашение пройти к столу широким движением руки, – общая просьба: разделите нашу скромную трапезу.
Повернуться и уйти в этой ситуации показалось мне неудобным. Но, садясь за стол, я еле сдерживал желание наговорить дерзостей наглецу штурману.
– Кирилл Константинович очень интересно рассказывает, – громко сообщил он всему столу, подвигая Вике и мне чистые приборы, – я сейчас просто заслушался… Вы пушкиновед? – спросил он меня.
– Я литературовед, – ответ мой прозвучал подчеркнуто сухо.
– Но Пушкиным вы ведь тоже занимаетесь?
– Да.
– Отлично, – он поставил перед Викой принесенную официанткой тарелку с салатом, – я давно мечтал встретиться с таким человеком, как вы. Есть один вопрос. Давно назревший, как говорится…
Офицеры слушали его с улыбками, видимо, он считался среди них человеком остроумным.
В помещение вошел еще один офицер, и по тому, как отреагировали на его появление все, включая штурмана Брянцева, прервавшего себя, стало ясно, что это капитан.
– Алексей Иванович, у нас гости, – сказал штурман, когда седовласый капитан прошел к креслу, стоявшему у дальнего от входной двери торца стола.
– Очень приятно, – вежливо сказал капитан, явно еще минуту назад не подозревавший о нашем с Викой существовании, а значит, и не приглашавший нас на ужин. По выразительному взгляду Вики я понял, что ею тоже ситуация оценивается правильно.
– Пойдем? – спросил я ее тихо.
– Неудобно. Чуть позже, – также шепотом ответила она.
– Кирилл Константинович, – обратился ко мне штурман Брянцев, – я давно ищу такого человека, как вы… Чтобы получить ответ. На один вопрос, исчерпывающий и, как говорится, окончательный… – он делал вид, что не замечает откровенно неприязненного выражения на моем лице. – И раз уж так мне повезло, что вы оказались нашим гостем, не откажитесь поделиться знаниями…
Отправив в рот зацепленный вилкой огурец, я хранил молчание, воспринятое им как разрешение задать вопрос.
– Вот я читал в одной редкой книге, – сказал он громко, – что Дантес был иезуитом, и этот барон Геккерен тоже. И выполняли они особо важное задание своего ордена по присоединению православной церкви к католической. И только по этой причине их заинтересовала жена Пушкина Натали, чтобы через нее выйти на царя…
– Книга, в которой вы все это вычитали, называется «Иезуиты и Россия»? – спросил я.
– Да. Это очень редкая книга.
– И очень спорная. Не понимаю, что вы хотели у меня узнать?
– 3начит, получается, что Дантес не хотел стреляться с Пушкиным, избегал дуэли, а за женой его ухаживал потому, что приказ выполнял?
– Еще раз повторяю: книга, из которой вы все это вычитали, опирается на весьма сомнительные факты. Но в любом случае не понимаю вас…
– Я к тому, что мы все со школьных лет ненавидим Дантеса, а у него, оказывается, тоже были какие-то причины, и причем веские.
– Нет и не может быть никаких оправдывающих причин у человека, поднявшего руку на Пушкина.
– Но Пушкин ведь сам его вызывал.
– Не совсем так. Первый раз дуэль не состоялась, но потом Пушкин написал оскорбительное письмо Геккерену, в ответ на которое Дантес…
– Вынужден был прислать ему вызов, – продолжил он за меня, – значит, не напиши Пушкин этого письма, не было бы никакой дуэли.
– Вы говорите странные и, простите, недостойные вещи, – сказал я, чувствуя, что теряю терпение. – Любой порядочный человек сделал бы то же, что сделал Пушкин. Другого способа защитить свою честь у него не было.
– Но и Дантес был в трудном положении, – споря со мной, штурман почему-то смотрел на Вику. – Он тоже защищал свою честь.
Читать дальше