Алехандро Ходоровски - Психомагия. Воображение как основа жизни

Кстати, мой отец, сам того не подозревая, тоже занимался психомагией. Он был уверен, что чем больше у него товара, тем больше он сумеет продать, и пытался создать у клиентов впечатление изобилия. Одно время он выстраивал за прилавком ряды коробок, будто бы заполненных носками. Один носок непременно свешивался наружу, словно коробка была переполнена, хотя на самом деле внутри ничего не было. Однажды, когда в лавке было полно покупателей, мой пьяный друг принялся открывать коробки одну за другой. Потом он написал поэму, восхваляя моего отца, – исключительного человека, сравнимого лишь с великими мистиками: подобно им он торговал пустотой!

Ваш отец, наверное, был в ярости.

Да нет. Всякий раз, когда случалось нечто подобное, моя семья бывала настолько потрясена, что долго потом хранила растерянное молчание. Это настолько выходило за рамки их обычных представлений о мире, что им казалось, будто они спят с открытыми глазами. Все наши действия походили на сновидения и были пропитаны безумием. Помню, как мы с Лином придумывали для себя необычные цели: когда нам надоедали занятия в университете, мы ехали на поезде в Вальпараисо и договаривались не возвращаться до тех пор, пока пожилая дама не пригласит нас на чашечку чая. Выполняли задуманное и с триумфом возвращались в столицу.

Однажды мы с другим приятелем, очень элегантно одетые, зашли в хороший ресторан и заказали бифштекс с перечным соусом. Когда нам принесли еду, мы взяли мясо и стали натирать им собственную одежду. Закончив, попросили добавки и сделали то же самое. Мы повторяли этот номер пять или шесть раз, пока весь ресторан не впал в панику. Через год мы вернулись туда же, к нам вышел владелец и сказал: «Если вы намерены устроить то же, что и в прошлый раз, – даже не надейтесь, что я позволю вам войти в мой ресторан». То есть наш акт привел к тому, что время словно остановилось. Прошел год, но для владельца ресторана все было так живо, как будто произошло неделю назад.

Вы напомнили мне один эпизод из моей жизни. Когда мне было лет пятнадцать-шестнадцать, я вовсю читал Достоевского. Меня завораживали эти экзальтированные русские, мгновенно переходившие от глубокой подавленности к восторженности. Только что они загорелись какой-то идеей, и вот уже катаются по полу от отчаяния. И вот как-то я сказал своим друзьям: «Зачем мы идем вперед? Что произойдет, если все вдруг решат остановиться?» И мы решили лечь посреди улицы и не двигаться. Пешеходы обходили нас, некоторые отпускали шуточки. Это можно назвать поэтическим актом?

Конечно! Я уверен, что если наши читатели хорошенько подумают, то вспомнят, что и они когда-то подвергали сомнению обыденную жизнь. Кстати, мы тоже один раз улеглись спать перед банком, все грязные и оборванные – живое напоминание о том, что экономический кризис может случиться в любой момент и с каждым, и не стоит зарекаться от сумы. Однако повторю еще раз: это происходило в Чили, в стране, страдающей чем-то вроде всеобщего помешательства. Я убежден, что нигде больше мы не могли бы зайти так далеко. Но большинство чилийских бюрократов заканчивали свою правильную, размеренную жизнь в шесть часов вечера. За пределами учреждений они немедленно напивались и менялись до неузнаваемости, почти физически. Они словно сбрасывали лягушачью бюрократическую шкуру и становились волшебными существами. Вся страна гуляла на непрекращающемся карнавале, дышала разлитым в воздухе сюрреализмом и даже не задумывалась об этом.

Можно ли объяснить эту атмосферу только чилийским темпераментом?

Так называемые разумные люди, те, кто верит в прочность этого мира и земли под ногами, не планируют безумных действий и не совершают их. Но в Чили даже землю трясло каждые шесть дней! Самая основа страны билась в судорогах. Поэтому и людей сотрясала дрожь, и физическая, и экзистенциальная. Мы жили не в твердом мире, управляемом по законам буржуазии, мы существовали в дрожащей реальности. Не было ничего устойчивого, дрожало абсолютно все!.. (Смеется .) Все было неустойчиво, как в материальном плане, так и в плане отношений. Никогда нельзя было предугадать, чем закончится праздник: пара, заключившая брак в шесть вечера, могла распасться к шести утра, гости могли повыбрасывать мебель из окон… И естественно, в сердце всего этого сумасшествия находилась тоска. Страна была бедной, очень социально детерминированной…

Как вы сегодня, с высоты прошедших десятилетий, оцениваете свои поэтические выходки тех времен? Что они вам дали, кроме ярких воспоминаний? Чему научили?