Алексей Ермилов - Скажите, почему… Практика телеинтервью и телерепортажа

В редакции, дождавшись конца эфира, говорю режиссёру: «А здорово получилось? Как с покупателями-то повезло!» Столько времени прошло, а не могу забыть её ответ: «Так-то так, а три минуты ты у нас оторвал».

В ту пору в останкинских буфетах алкоголь был строго-настрого запрещён. А то стакан водки я точно хватил бы.

Конечно, запиши я эти интервью заранее, а в магазине просто произнеси пару слов, мы «уложились бы». А тут – настоящий, «без дураков», репортаж, для которого, по технологии, у режиссёра обязательно должен быть временной «люфт». Но… не готовы к этому режиссёры-редакторы, да и корреспонденты. Что раньше, то и сейчас. Действуют «как проще».

Ох, какую бяку готовит им жизнь, когда приходится, хочешь – не хочешь, работать «вживую».

Страшно было смотреть на журналистов, которые участвовали в прямой трансляции шествия «Бессмертного полка» 9 мая 2016 года. Страшно по той причине, что я знал: многие из них в настоящем эфире редко когда работали. Ну, и началось. Вот включают такого корреспондента. Вокруг, естественно, шумно, журналист не сразу улавливает в наушнике слова о том, что он уже в эфире, и неподвижно стоит с выстроенными в линейку участниками шествия. Он явно их отобрал, проговорил «что я спрошу, что вы ответите», и когда, наконец, слышит сигнал, громко командует: «Ну, пошли!» Зритель мгновенно чувствует заорганизованность,он заранее видит, кому сейчас протянут микрофон…

Или вот подходит корреспонденточка к маленькому ребёнку. «Это чей портрет у тебя?» Ребёнок называет имя-фамилию. «А где он воевал?» Ребёнок растерянно крутит головой, сестрёнка постарше приходит на помощь и уверенно чеканит: «Он воевал на Великой Отечественной войне». – «А в каком году?» – настырно спрашивает корреспондент. Тут уж приходит на помощь мама: «Их дедушка воевал на Волховском фронте в 1943 году». А корреспондент не унимается: «Ты гордишься своим дедом?» Классическая ошибка, описанная в учебнике для начинающих. Мальчик кивает: «Ну, да…»

А на другом канале журналистка спрашивает: «Как вы кричите «Ура»? Вот так, поднимая подбородок на 45 градусов? Ну, давайте вместе сейчас крикнем».

Или вот совсем уж юная корреспондентка, услышав знаменитую мелодию «Москва майская», объясняет: «Это песня поэта Лебедева-Кумачёва». И, вы знаете, она не очень-то виновата. Последние двадцать лет в теле-радиоэфире начисто перестали называть имена композиторов и поэтов. «Лебедев-Кумач» у неё просто «не на слуху», в отличие от людей, которым, положим, за сорок или пятьдесят. Да, вот кого очень даже не хватало в эфире 9 мая: репортёров среднего или даже старшего возраста. Как раз-то без них и «распалась связь времён».

Но, главное, на некоторых каналах просто зашкаливал уровень искусственного, пластмассового восторга. «Удивительная, потрясающая всенародная акция»… Это бюрократическое, колючее словечко «акция» шипами торчало буквально из каждой фразы. Корреспонденты, то и дело выкрикивая надоевший штамп про «неиссякаемый людской поток», просто заслоняли то подлинное, искреннее, что проявилось в этом шествии, – поистине российскую эмоциональность, добрую, открытую, метко прозванную «душа нараспашку».

Переключаясь с канала на канал, я вдруг сделал неожиданное для себя открытие. Зрители хорошо знают Бориса Корчевникова, который много лет делает передачу «Прямой эфир», знают присущую этому журналисту манеру беззастенчиво копаться во всякого рода склоках и соседских дрязгах. И вдруг я увидел совершенно другого Корчевникова, даже подумалось – а не двойник ли это? Умно, тонко, на редкость доброжелательно провёл он беседу с участниками шествия. Я ещё раз внимательно просмотрел этот небольшой фрагмент трансляции. Может, Борис Владимирович просто-напросто «сыграл себя не такого», ведь он – актёр по профессии, чего ему стоит. Нет, всё-таки, похоже, что вот здесь-το он был абсолютно искренен.

И ещё раз подумалось: когда на экран ежедневно выплёскивается мутный, дурно пахнущий поток мелкотравчатых поделок, это унижает не только их участников и зрителей. Это унижает и ведущих, заставляет их из своего нутра доставать не самые лучшие качества, атрофировать в себе элементарное чувство брезгливости. Почему на наших каналах как началось такое ещё в девяностых годах, так до сих пор и катится, хотя уже времена пошли другие, страна другая, народ другой. Скажите, почему…

Но – такой вопрос следует задавать премудрым политологам, а не авторам практических пособий по телевизионным жанрам.