Эдуард Мхом - Клан Сопрано (The Sopranos). Жгут!

– Поли, прояви хоть немного сочувствия, его сын в больнице.

– И это его извиняет? Мне наплевать, хоть у него сто детей в реанимации с простреленными бошками! Он говна кусок, и я это знаю так же хорошо, как и ты.

Ты че, вегетарианец? Мясо и сосиски жрешь грузовиками.

Езжай в аптеку, купи две пары хирургических перчаток, банку отбеливателя, и подъезжай к дому нашего друга, строителя.

– Ну так и че делать будем?

– Избавимся от тела. Пытался сам перетащить, не получилось

– А зачем от тела избавляться?

– Ты че, пришел вопросы задавать? Если его найдут, а его найдут обязательно, будет охеренное расследование. А мы и без этого по уши в говне. Суд Джуниора и все такое. Нет тела – нет убийства.

– Да что с тобой за херня такая?

– Ниче.

– Не ври, ты под кайфом.

– Выкурил полкосяка перед тем, как ты позвонил. Все нормально.

– Ты посмотри на себя, у тебя из носа течет, торчек ущербный! Ты ж обещал, что больше не будешь этим говном развлекаться.

– Я не развлекался.

– Он был капитаном, Ти. Он поднимал больше всех.

– Лекции читать мне будешь, наркоман долбаный?

– Не хера себе! А я и не думал. Ты знал?

– Разумеется знал. Но ты-то так нахлобучился, что даже если б у него мотня твоей мамаши на башке была, ты и то бы не понял.

– Я заснул. Она, наверно, заползла под меня погреться.

– Ты дебил что ли? Ты убил ее!

– Четверку в боковую.

– И один в жопу.

– Я ему еще раз наберу.

– Ходит в хор педиков. Говорят у них сегодня пробы.

– А дальше что? Завалит за то, что неправильные тапки обул?

– А что поделать? Тони босс.

И все равно я должен оставаться грустным клоуном. Для друзей, для семьи… ну, такой, суровый снаружи.

– Вам обеим не нужно за меня переживать, потому что я удвоил дозу.

– Я не хочу, чтобы вы принимали восемьдесят миллиграммов «Прозака».

– На неделю, дней на десять поднимаешь до восьмидесяти, ну, чтобы прийти в чувства, поднять голову, а потом сбрасываешь обратно до сорока, пока член не повиснет.

– Грустно, что вы потеряли того, кого любили, но при все при том – это лошадь.

– Что это еще за херня?

– Единственный раз, когда вы были так же эмоциональны на приеме, это было после случая с утками.

Не знаю, повсюду какая-то херня. Будто бы какой-то злобный ублюдок уничтожает человеческую расу.

Моя жена молится Богу. Что за Бог творит такую херню?

Плоский экран – это вещь. Никаких бликов, высокая четкость. Я смотрел фильм в порту, в Сирс, шерсть в носу у Карла Моуди торчит чисто кабеля.

Выход только один: если любимая собака заболела бешенством – избавь ее от страданий.

Какой-то привкус, как от носков.

У меня слушанья в судах по экспертам, у тебя мозговправы, а теперь и этого в лечебницу.

Я живу ради тех нескольких минут когда мы видимся. Мне кажется, что жизнь как песок уходит сквозь пальцы, и я никогда не буду счастлива.

– Для тех, кто меня не знает, меня зовут Доминик. Я алкоголик и наркоман.

– Плюс гондон.

– Значит, советы будет давать дважды неудачник.

– Среди выздоровевших неудачников нет.

– На прошлой неделе я пришла домой и узнала, что ты убил собаку. Это стало последней каплей.

– Э-э-э, ты убил собаку? Это зачем?

– Случайно? Она что, лаяла?

– Он сел на нее когда был под кайфом.

Ты убил маленькую Казетт? Да тебя самого придушить надо, гондон мелкий.

Когда однажды утром я пришел открываться, ты лежал головой в унитазе, твои волосы были в сортирной воде. Это отвратительно.

– А вот и мистер Безупречность.

– Мы собрались поговорить о том, как ты убиваешь себя наркотой, а не о моей личности.

– Я убиваю себя? Да ты столько жрешь, что скоро у тебя сердечный приступ будет, а нет еще пятидесяти.

Такие как я нужны для того, чтобы своим примером вдохновлять таких как ты.

В этом проблема американцев. Они никогда не ждут ничего плохого, а весь оставшийся мир только плохое и ждет, и не разочаровывается.

Ну, ты не плох, у тебя есть хорошие черты. Ты большой, сильный, жизнелюбивый, озорной, ты всегда мне нравился.