Владимир Рецептер - Булгаковиада

Ни в коем случае не король. Ни за что не Людовик.

Король выше «Кабалы», выше всех на свете, он может раз и навсегда расправиться с Шарроном и его приспешниками…

Бедный Мольер лишь тогда выкрикивает о «королевской тирании» и ненависти к ней, когда «Кабала» побеждает самого короля и тот начинает действовать по ее указке…

Главрепертком не мог не почувствовать, что пьеса – про него и против него. И, веля Булгакову изменить название на «Мольер», и защищал себя, и подставлял автора. Вполне в духе «Кабалы»…

Когда начались репетиции во МХАТе, гениальный старик К.С. Станиславский тут же попался на удочку. Если пьеса называется «Мольер», нужно показать, какой он был в полном масштабе, и тогда роль гениального Мольера нуждается в доработке…

И прежде всего потому, что булгаковский Мольер ведет себя как актер, актер до мозга костей, актер и худрук театра, а не великий писатель, который понимает, что главное для него – именно это, что он – выше короля и может быть спокоен за свое будущее. Хотя бы и после смерти.

Не будучи писателем, Станиславский гениально почуял зерно роли…

Как и Николай Федорович Монахов, который очень хотел сыграть именно Мольера, а не короля… Короля Филиппа он грандиозно сыграл в «Дон Карлосе». Выше этого было не подняться. Нет, Мольер и только Мольер!..

Все Мольеры, которых видел артист Р. – Юрий Любимов в постановке Анатолия Эфроса, Олег Ефремов в спектакле Адольфа Шапиро, Сергей Юрский в своей режиссуре, – играли именно актерскую, а не писательскую ипостась, и играли прекрасно…

И несмотря на то что Юрский давно выступал в роли писателя, он всегда старался подчеркнуть, что он – актер, актер…

Во всяком случае, в разговоре с Р.

– Привет, Сережа!

– Здравствуй, Володя!

– Я понял, как тебя называть: тебя надо объявлять с ударением на последнем слоге – артист Юрской.

– Да, так меня называют многие…

– Вон что, а я думал, что сам придумал… «Смотрю на сцену день-деньской, а там все время Эс Юрской»…

– А вот стихи еще никто не писал, кроме одного моего приятеля, который написал: «На сцене нужен Юрский, как черт знает какая ерунда». Видишь, какая плохая рифма.

– Рифма как раз хорошая, стихи плохие – вранье…

– А почему ты не на съезде?..

– А что мне там делать?..

– А мы бы тебя куда-нибудь выбрали.

– Надо выбирать кого поумней…

– Мы бы выбрали тебя зав. пушкинским сектором…

– Хорошо, считай, что в этом разговоре из нас двоих ты выбрал меня…

– Завтра об этом и скажу на съезде.

– Скажи что-нибудь посмешней… Слушай, Сережа, в качестве информации, в этом году я был счастлив, потому что почти месяц жил в Михайловском, и подумал о тебе: почему бы тебе туда не поехать?

– Я не могу, я играю в четырех театрах.

– А зачем?

– Так получилось. Я – артист.

– Я бы теперь и в один не пошел…

– А я вот в четырех…

– Говорю тебе как литератор Р. литератору Ю.: тебе нужно поехать в Михайловское.

– А я там был, и не раз…

– Но ты был как артист, а я тебе предлагаю поехать туда писателем. Выбрать дней десять или неделю и поехать… Ну, попутно дашь один непарадный концерт…

В этом разговоре Р., конечно, хитрил, он был заинтересован в выступлении Ю. в Михайловском, с тем и звонил.

– Я и дня сейчас не могу выбрать, – сказал Ю.

– Ну, нет так нет. Но ты выбрал меня пушкинским сектором, я тебе и предложил…

– Прости, начальник, сейчас не могу…

– Это ты меня прости… А ты читал мою историю?

– Читал.

– Что же ты молчишь?..

– А ты что молчишь?..

В этом году Р. напечатал в «Знамени» «Ностальгию по Японии», а Ю. в «Октябре» – «Четырнадцать глав о короле».

– А я говорил Наташе, тебя дома не было… Самое сильное впечатление на меня произвело то, что она с тех пор не переступала порог театра.

– Теперь переступила, – сказал Ю. – Мы с ней играли в БДТ.

– Вот и молодцы, что играли…

– Да, вот видишь, – сказал Ю., – у нас было одно время, а видим его так по-разному…

– Но это же нормально, – сказал Р. – Еще сколько-то лет протянем, будем сослепу видеть одинаково, наступит время полного братания… Счастливо тебе, Сереженька, ты там не шали, на съезде!..

– Счастливо, Володя, до встречи!

– Да, до встречи в Михайловском!

Когда коромысло худполитсовета застряло в горизонтальном положении – половина против Мольера, половина за, – на сцене появился представитель «Кабалы», балтийский морячок, братишка и драматург Всеволод Вишневский. С пьеской и наганом. Появился «Брат Сила».