Александр Ширвиндт - Проходные дворы биографии

Кися, я очень спокоен за Москву. Ты все сделаешь, как я просил тебя и как не просил, но ты догадываешься.

Целую тебя и жду подробных отчетов.

Кисонька! Дорогой мой – это я!

Почему-то всегда телефонные разговоры с тобой оставляют какой-то налет неудовлетворенности и грусти. Потом сижу, лежу, хожу, и органически чего-то недостает – ощущения твоей теплоты и близости, хотя бы в силу телефонных возможностей.

Очень волнуюсь за Мишку. Обязательно все проверь. Немыслимо, чтобы ребенок кашлял несколько месяцев подряд. А то, что он кашляет только утрами, говорит за какую-то хронику, и это страшно.

Я кашляю тоже только утрами, но зато вечером к концу спектакля – почти без голоса и болит грудь. Сегодня пойду в поликлинику ЦК делать ингаляцию и еще чего-нибудь.

17-го числа мы с Юрочкой выступаем на здешнем телецентре. Передача называется «Познакомьтесь с интересным человеком». Передача про книгу архитектора Бурова Андрея Константиновича, не знаешь? Книга действительно любопытная. Я играю этого Бурова и говорю в середине книги такой текст: «Еще Семенов [51], рассуждая об облике Минска, говорил, что Минск…» И так далее. Смешно? Тесен мир.

Получу полторы ставки, куплю тебе игрушку. У нас с Вокой сорвалась очень денежная телепередача с писаниной и ведением – не получилось по времени. Вкалываем каждый день, чтоб им сгнить. Кашляю, кашляю – не отстаю от ребенка. Вот сейчас пойду на почту, еще часа полтора и разойдусь, кашель пройдет.

Целую всех. А ты какая-то холодная и чужая по телефону. И одно письмо за 10 дней – очень подозрительно.

Твой

На листе – картинка: «Минск. Ленинский проспект».

Кися! Не обращай внимания на картинку – это старая бумажка, а на самом деле я во Львове. Город мокрый и грязный. Холодно и грустно. Опять хочу домой.

8-го числа играл без репетиций «Чемодан» вместо Покровского [52]. Говорят, смешно. Еще бы не смешно – не знал ни одного слова.

7-го был на концерте Рихтера – все-таки гениальный музыкант.

Сегодня вечером в театре «Встреча русского и украинского народов» – так написано на афише. Веду программу я – придумал вступительный фельетон для себя: «Так как по всем законам судейства и арбитража встречи национальных сборных команд судит нейтральная национальность, эту встречу веду я».

В программе – Аркаша Вовси и Ленечка Каневский представляют собою русский народ, а от украинцев выступают несколько львовских евреев – вся надежда на чтение Ульянова.

Живем с Колычевым в гостинице «Интурист», номер дивный, но в ванной два огромных чугунных крана: один – кипяток, другой – холодная. Вода не смешивается. Глупость дичайшая: либо шпарься, либо фыркай. Один выход – вообще не мыться. Но мне, ты понимаешь, это не под силу.

Сегодня был на телевидении – совсем иная картина, нежели в Минске: закривленные рожи «чего хотите?» – ну их в жопу.

Летели с Вокулей ужасно – первый раз в жизни так болтало – летели три часа.

Сейчас пойду в пирожковую пить кофе.

Я люблю тебя, будь умницей. Куплю тебе подарок.

Твой

Кисонька!

Завтра твой муж будет совсем старый. Ты не разлюбишь меня?

Москва отпадает. Грустно. Жди еще месяц и терпи.

Меня любят в городе – имею успех. Ходят девки сзади. Сегодня утром принесли огромный букет божественных кремовых роз. На спектакле «С завязанными глазами» получил записку с обращением Herr. Смеялся весь театр. Никого еще в записке не называли херром – слава богу, что с двумя «р».

Кися! Очень мне надоело работать. Говорят, что в морях запретили купаться из-за радиации – врут, должно быть.

Больше новостей нет. Поздравляю тебя с первым мужем (не по порядку, а по положению среди мужей). Целуй его, люби его, они (то есть я) на улице не валяются.

Муж

Кыся, здравствуй, дорогая моя жена!

(Проба пера – Ритка Струнова подарила на день рождения самописку – ура!)

Наступила дивная погода – стало еще невыносимее играть и видеть рожи. День рождения прошел тоскливовато. Вместо традиционной грозы лил сопливый, вшивый дождь. Старею – вызывать грозу уже не имею возможности.