Александр Ширвиндт - Проходные дворы биографии

В 11 часов репетирую с зубрами – нервов на них уходит вагон. Поначалу мучился, потом стали слушаться, а теперь, в общем, репетируем нормально, всегда параллельно со Штейном (картину – я, другую – он, они довольны, смотрят в рот и боятся даже иногда).

Если выпустим «Чемодан» в 20-х числах, то, возможно, вырвусь раньше, чем к 1-му числу – хочу, во всяком случае, очень и приложу все силы.

Интересно, что будет дальше? У меня полная прострация, и я не хочу даже думать и загадывать вперед. Самое страшное – когда много вариантов и нет полной уверенности и настоящей тяги ни к одному из них. А здесь, у нас, тоже невыносимо. Надо решать – резко и категорично, но думать душно и скучно, думать противно и лень! Я вообще не знаю, что делать с театром, настолько большой тупик в этом всем. Все равно этот или тот театр – лучше, хуже, но, в общем, – полный крах. Прямо хоть беги в эстраду или в таксомотор.

Кися, мне плохо, слышишь? Устал я!

А почему сын мне ничего не нарисовал и не написал? Ты мне пиши с расчетом до 7-го числа, 8-го утром лечу в Кисловодск. Хочу домой!

(Приклеен листочек.)

Хемингуэй умер! А? Я только что закончил «За рекой, в тени деревьев» – такая глыба, и на тебе – жил дивно и умер романтично. Последний великий писатель, наш с тобой современник.

Жди меня.

7 июля 1961

Кисонька! Пишу тебе последнее письмо из Сталинграда, ибо улетаю завтра на рассвете. Событий особых за отчетный период не произошло. Вчера был на «Цыганском цирке» – кроме двух евреев – музыкальных эксцентриков – цыган не было.

Только что приехал с Волги – купался. Поймали со Славиком Богачевым огромную селедку – килограммов шесть-семь. Поймали голыми руками – на зависть рыбакам, стоящим кругом. Здесь вообще с рыбой чего-то недодумали. Она идет валом из Каспия метать икру наверх, как ходили еще деды и прадеды, но Сталинградская ГЭС ее теперь не пускает, а она прется и разбивается или оглушается о плотину – вот такую полудохлую рыбу мы и ловим.

Сегодня будет уха (ты не подумай, что селедка сразу соленая и с луком – рыба как рыба).

Играю сегодня последние «Завязанные глаза» – отдали стирать рубашки и чинить обувь – приеду пижоном.

Сталинград второй раз оккупировали немцы – тьма туристов, все рестораны закрыты – их кормят и даже пароходики все поснимали с перевоза – катают их по Волге.

Чуть-чуть обгорел, загара нет совсем. Помылся в душе, чистый, бритый, пушистый лежу на кровати и совсем, совсем один – Юрка остался на пляже. Хочется ко мне? Не обидно? А!!! Надо мужа любить и ждать, ждать, ждать.

Почему мой сын не рисует мне картинки – я же несколько раз требовал. Немедленно чтоб нарисовал, слышишь? Я сейчас злой, как зверь, меня раздражать нельзя, меня ублажать надо всячески и ласкать тоже.

Пью, в общем, мало, курю средне, женщин не имею – имею тоску и злость. Хочу домой. Не хочу еще столько же в другом городе – не хочу.

Я иду к сапожнику, потом в прачечную, потом на почту, чтоб к этому времени было мне письмо, слышишь?

Целую, твой всюду муж.

Письмо Наталии Николаевны

8 июля 1961

Начало письма не сохранилось

…Все на работе ко мне очень бережно относятся. Если я не иду обедать, мне приносят молоко и булку, чтоб я не похудела к твоему возвращению, и кто-нибудь довозит или провожает до дома. И это все только для тебя! Цени!

А я и без них берегу себя для тебя.

Хожу в бассейн. Если хочешь сделать мне подарок, подари ласты и маску. Это такое наслаждение плавать в маске, только немножко страшно, что упадешь на дно, – так под тобой глубоко и очень хорошо видно.

У меня новое платье, мама сшила – роскошное. А я сама себе шью сарафанчик с кофточкой – для Одессы. Киса, неужели исполнится моя давнишняя мечта – мы с тобой поедем долго-долго в поезде. Ладно? Я на самолете не полечу – я боюсь. Я буду тебе покупать на станциях жареных кур и еще что-нибудь вкусное. А на будущий год поедем с Мишкой? Ты скажешь: «Что задумывать? Там видно будет». Кис, ну тебе хочется с ним поехать? Ты представляешь, как он будет купаться в море, валяться в песке! Он сейчас с таким наслаждением купается в речке, визжит, хохочет, брызгается, а потом вываляется в песке – и опять в воду.