Александр Ширвиндт - Проходные дворы биографии

Письмо Наталии Николаевны

21 июня 1961

Милый друг Сашенька!

Не звони ты мне темной ноченькой, не буди, меня красну девицу, а пиши ты мне, соколик ты мой залетный, ласковые и любящие письма, и на них отвечать приятнее, чем в проклятую технику вопить на всю квартиру.

Вчера ездили мы на Клязьменское водохранилище, смотрели строительство пансионата, который проектировали наши ребята, а потом купались в Бухте радости, это на канале, не доезжая Пестова. Помнишь, я к тебе приезжала и мы ходили на канал смотреть, как фонарики зажигаются: красненькие с одной и зелененькие с другой стороны канала.

И очень мне захотелось с тобой и Мишкой сплавать (странное слово какое-то получилось) в Пестово на «Ракете» (это которая на крыльях быстро-быстро плывет, мы ее вчера видели). Кис, сплаваем?

Мишка как услышит, машина загудит, так бежит и кричит: «Скорей ворота открывать – папа едет!» А когда я приехала, первое, что мне взволнованно сообщили:

Коля: «Наташа, а меня Бобик лизнул!»

Миша: «Мама, а меня Бобик нюхнул!»

Тебе прислать бумаги для писем, а то пишешь на каких-то клочках?

Целую, скучаю, люблю.

Твоя жена

Кусинька!

Событий здесь у нас катастрофически мало – обедаем в обкомовской столовой, все официантки пересмотрели наши спектакли и обслуживают, как метеоры, а твоего мужа еще быстрей (скромный я у тебя и порядочный).

Был два раза в кино – ходили всем театром после спектаклей в летний загон. Смотрели «Там, где кончается асфальт», «В старом Чикаго». Это «Чикаго» все ждали недели две – шумели, удивлялись, что я не видел никогда. Бред устрашающий – те же, кто захлебывался, оправдывались потом, что, мол, видели его в раннем детстве, на самой заре своего интеллекта.

Завтра отменяются репетиции, и всей бандой грузимся на пароходик в 8 часов утра, и состоится традиционная вылазка на природу – с пьянкой и окупанием. Обещают довезти до Волго-Дона (хотя тебе это ни о чем не говорит, и все равно).

Сегодня прилетает к нам граф Шувалов [43], после продолжительного турне по Европе. Вообще жен и мужей в эти гастроли прорывается больше, чем достаточно. А в Кисловодск ожидается прямо паломничество. Главный администратор матерится по-страшному, совсем запутался с переселениями, доселениями.

Завтра прилетает худрук, и завершаются вылазки. Называется у нас «Последний день свободы».

Читаю мало. Духота страшная. Прочел «Знакомьтесь, Балуев!» – бред, и чудесную Хемингуэя «За рекой, в тени деревьев». (Пишу на почтамте, здесь не так душно. Пишу ручкой, которую макают. По-моему, таким орудием пользуюсь первый раз в жизни – думаю, что последний, ужасно неудобно, часто макать надо, капает, и рука в чернилах).

Пусть сын мне чего-нибудь напишет или, в крайнем случае, нарисует. Ладно?

Определились переезды в Кисловодск. Я лечу 8-го. Вчера наладил порвавшиеся было отношения с телефонисткой – была она вчера на «Колесе». Сегодня буду тебе звонить. Кися! Я устал! Соскучился, и, как никогда, надоело мне в гастролях – хочу всех вас.

Твой муж (слышишь?)

Кися!

Получил твое большое (относительно) письмо, написанное, как я понял, разными карандашами и ручками в разное время на большом временном отрезке. (Заметь, как стараюсь выводить буковки – ты же просила. Но учти, что, когда я думаю о почерке, исчезают искренность, полет мысли и теплота. Самые нежные письма – можешь проверить по своим архивам – написаны каракулями.) Ой! Рука онемела от напряжения и ответственности – перехожу к естественному состоянию.

Сегодня приезжает худрук. Настроение поганое, работать не хочется и хочется к тебе, домой.

Дни пошли медленнее и тягомотнее, жара не спадает, а работы с каждым днем прибавляется и прибавляется. Выпуск «Чемодана» [44]– пока мало что получается, да мне и наплевать, в общем.

Твой Кис (бегу в театр на репетицию, потом поеду слушать музыку к спектаклю, потом «Цветы живые» – ужас).

Письмо написано на обороте расписания гастролей Театра имени Ленинского комсомола.

Кися! Женушка моя! Приехал из Волжска с выездной «Акации» – успех огромный.

Хороший это спектакль, да и муж там у тебя неплох. Устал – дорога уж больно тяжелая.

Так как с бумагой по-прежнему тупик, то, содрав со стены расписание, пишу тебе на нашей повседневной работе, – да тебе и интересно будет взглянуть, как трудится твой муж на пошлой ниве драмы.