Нильс Торсен - Меланхолия гения. Ларс фон Триер. Жизнь, фильмы, фобии

Некоторые образы, использованные в «Антихристе», Триер почерпнул из своих шаманских путешествий, осуществленных годами ранее. Например, лесного лиса, который вдруг, чуть ли не глядя при этом в камеру, говорит: « Хаос правит всем ». На самом же деле тот лис, которого встретил в шаманском путешествии Триер, сказал что-то другое. У одной из теток Триера нашли рак, так что она сама не могла отправиться в путешествие, и Триер предложил сделать это за нее.

– Шаманы это и делают, – объясняет он. – Отправляются в путешествие за кого-то и возвращаются потом с ответом.

У каждого человека есть животное силы, которое обычно вызывают танцем, рассказывает Триер, но его тетка была в таком состоянии, что танцевать уже не могла, так что она просто рассказала ему, что ее любимое животное – это лиса. Она даже подкармливала как-то двоих у своей кухонной двери. После этого Триер завел барабанный ритм, улегся и отправился в путешествие по пейзажу из камышей, где он встретил лису, которая вдруг начала разрывать себя на части.

– На это было очень неприятно смотреть, воистину жуткое зрелище. Я еще долго был под сильным впечатлением, – говорит он.

Первая встретившаяся ему лиса была красной, но когда режиссер продолжил путешествие, он встретил еще двух лис, на этот раз серебристых.

– Немного диснеевских таких, с детенышами. Я обратился к самцу, главе семейства, и он сказал: «Никогда не верь первой встреченной лисе».

Мы смотрим друг на друга, и я не пытаюсь при этом скрыть своего удивления.

– Да, – смеется режиссер. – Довольно странное изречение, я согласен.

– Как будто это из области общих знаний – что первая лиса всегда врет.

– И дело-то не просто в том, что не нужно верить первой встреченной лисе… нет, никогда не нужно верить первой встреченной лисе.

Триер пересказал виденное им в путешествии своей тете, и та, со своей стороны, рассказала, что, когда уезжала в больницу получить диагноз, видела, как одну из ее лис переехала машина, а потом, вернувшись домой, поняла, что это была все-таки какая-то чужая лиса.

– Она считала, что ее муж всего этого не поймет, так что шаманство осталось между нами, в письмах, которыми мы обменивались. В последнем отправленном письме я описал то, что видел в одном из шаманских путешествий: что в изголовье ее кровати в больнице Херлев сидели восточная лиса, западная лиса, северная лиса и южная лиса, и все они охраняли ее покой. И каждый раз, выглядывая в окно, она видела созвездие Лисички, хотя вообще-то в наших широтах его не видно, – рассказывает он. – Ее ответ до сих пор у меня где-то лежит, – он кивает в сторону дома. – Я получил его на следующий день после того, как она умерла. Она писала, что видит всех этих лис, сидящих вокруг нее, и теперь ей больше не нужна помощь, потому что у нее ничего не болит и она ничего не боится, просто лежит и думает о лисах.

У режиссера звонит телефон, он извиняется, встает и отвечает на звонок.

– А, да? Ну даже здорово, что она маленькая, – говорит он. – Да, давай попробуем. Нет, не нужно, пусть приходит без подготовки, – слышу я, прежде чем он заходит в дом.

Вернувшись спустя некоторое время обратно за стол на террасе, Триер объясняет, что речь о русской девушке Бонда, Ольге Куриленко, с которой он должен встретиться, чтобы посмотреть, не подходит ли она на главную роль в «Меланхолии».

– Она обращалась множество раз, но из-за акцента играла только в вампирских фильмах и вот в бондиане. А что, мне кажется, было бы интересно снять девушку Бонда и переписать сценарий так, чтобы он был с русскими мотивами вместо испанских. Тарковщина даже такая. Ну и потом, в том, что ты родился на Украине, уже есть что-то меланхолическое, нет? – смеется он.

В Интернете то тут, то там уже можно видеть фотографии планеты Меланхолия в ее роковых объятьях с Землей, сопровождаемые убедительным триеровским слоганом «No more happy endings» [49]. Однако с кинематографической точки зрения до окончательного столкновения планет должно пройти еще какое-то время.

– Воду ставил я , так что тебе взбивать , – заявляет Триер, и спустя какое-то время мы стоим в кухне с ситечком, венчиком, чашками и порошком. Совсем не вмешиваться в ритуал он, конечно, не может: – Мы что, просто понадеемся на то что вода окажется нужной температуры? Потому что она ведь не должна кипеть… – говорит он. – Ну ладно, ты с этим разберешься, – успокаивает он себя и отходит к двери в сад. – Нужно обрезать виноградную лозу, это считай уже последний шанс перед тем, как он начнет вызревать, – доносится оттуда, но, когда я отворачиваюсь к столу, оказывается, что он снова прокрался в кухню, стоит за моей спиной и следит за процессом. – Ну что, взбиваешь вверху? – спрашивает он так, как будто случайно выразил свои мысли вслух. – Эй! Это же круговое движение вот только что было! Лучше вообще никак, чем так!