Нильс Торсен - Меланхолия гения. Ларс фон Триер. Жизнь, фильмы, фобии

На мгновение он останавливает на мне взгляд и потом прыскает со смеху.

– Да, существует , конечно, возможность, что я не лучший в мире, – говорит он и выжидает несколько секунд, чтобы смех утих. – Но если хочешь знать мое мнение… Я знаю кино от и до, я не боюсь экспериментировать, и я прекрасно знаю, что происходит, когда соединяешь вместе две картинки. Я могу назвать некоторые фильмы, которые, возможно, лучше моих, но я не могу назвать режиссера, который был бы лучше меня.

– Нам придется отбраковать значительную часть режиссеров, чтобы назвать тебя лучшим в мире.

– Да, но многие отбраковываются одним росчерком пера. Режиссерам ведь свойственно ходить странными такими кругами. После того как ты снял несколько хитов и считаешь, что полностью контролируешь процесс, ты уже не можешь вернуться к съемкам немасштабных фильмов. И это в конечном счете оказывается ловушкой для режиссера, потому что ему приходится жертвовать своим контролем в каких-то других областях, только чтобы оставить за собой свои камерные краны и сто пятьдесят статистов. И тогда им приходится браться за истории, к которым бы они раньше и не притронулись. Для меня это совершенно очевидно.

– Что тебе удается лучше всего во всем процессе кинопроизводства?

– Мне лучше всего удается… – повторяет он и замолкает, размышляя, – отыскивать то, что хорошо удается другим. Когда я снимаю фильм, я как будто повар, который идет на овощной рынок за покупками. Я знаю, что мне нужно приготовить, я знаю, какие продукты мне нужны, и я отлично умею отличать свежие корни от несвежих и представить, как они смогут изменить вкус блюда. – Он поднимает очки на лоб. – Я знаю, что мне потребуется для того, чтобы приготовить базовое блюдо, но плюс к этому я никогда не отказываюсь докупить еще каких-нибудь редких или странных ингредиентов, с которыми может быть будет интересно поработать.

– Получается, на тот момент, когда ты их покупаешь, ты еще не уверен, пригодятся ли они тебе вообще?

– Да, и не исключено, что именно в этом моя оригинальность. По крайней мере, я точно знаю, что на моей кухне хорошо бы иметь какие-то экзотичные специи или козелец испанский . Это такая штука, у которой совершенно водянистый вкус, – фыркает он. – Я нахожу что-то, что на первый взгляд совершенно не годится для этого блюда, так что в результате все превращается в маленькую исследовательскую экспедицию. Я пересматриваю ящики с экзотическими фруктами и нахожу какую-то маленькую штуку. И не исключено, что в результате я сконцентрирую всю готовку вокруг маленького, похожего на изюмину фрукта.

Он сидит немного молча, собираясь с мыслями.

– Я не должен преувеличивать, – говорит он, – но в глубине души я на сто процентов уверен в том, что именно я купил. Я знаю, что на дне пятого пакета лежит маленькая горошина. Я точно помню, когда именно я ее нашел. Актеры иногда не понимают, почему я останавливаю их и говорю «спасибо» именно там, но это потому, что я как раз заметил то, что мне было нужно. И они не должны волноваться и переживать, что у них нет того, что мне нужно, – я буду продолжать, пока этого не получу.

– Какой же вкус в итоге у твоих фильмов?

– Это как с экзотической кухней, – начинает он и продолжает, пока в голосе закипает смех. – Знаешь, как когда вдруг оказывается, что… суп синий . На вкус это совершенно обычный суп, и я никого не хочу отпугнуть цветом, наоборот. И если мне удается синий суп, то все, больше никаких фокусов.

«Старческими фильмами» называет Триер грандиозные повторения, к которым прибегают режиссеры, завоевав всеобщее признание и разленившись.

– Те режиссеры, которых я по-настоящему уважаю, – это те, которые продолжили идти в том же направлении, не обращая внимания на то, модно это или нет. Стенли Кубрик не следовал духу времени, он его создавал. Но почти все мои любимые когда-то режиссеры на этом срезались.

Главный жизненный проект Ларса фон Триера – это не просто снимать хорошие фильмы.

– Я хочу прокладывать новые тропы, – говорит он.

Или, как он еще это называет, «идти на запад».

– Представь, что группа людей попадает на необитаемый остров, – объясняет он, – и им нужно узнать его размеры, так что они отправляют гонцов во все стороны. Тебе дают задание идти на запад, и, если ты будешь идти, никуда не сворачивая , рано или поздно ты сможешь подсчитать, какова протяженность острова в этом направлении. Но если ты по дороге вдруг говоришь: «А что там на юге, интересно? Там круто, кажется, пойду-ка я проверю», то никакой пользы, как от пионера, от тебя нет.