Глеб Скороходов - Мои королевы - Раневская, Зелёная, Пельтцер

Долго грустить и раздумывать Тане не пришлось: из Берлина приехал Ваня. Его направили сначала на АМО – Московский автомобильный завод. Она устроилась туда машинисткой и снова села за «Ундервуд». А через год, когда мужа перевели в Ярославль делать автомобильные моторы, Таню приняли в старейший театр России – ярославский драматический театр имени Федора Волкова.

И зажили они счастливо. И Таня заиграла на сцене, как никогда хорошо. И зрители узнали и полюбили ее, и многие уже специально ходили на ее спектакли. И все бы так и было отлично, если бы не тридцать седьмой год.

Все случилось так, как уже не раз описано. Ночью явились люди в форме НКВД и забрали мужа.

– Он – враг народа. Учился в Германии – стал немецким шпионом, – сказали ей.

Она вернулась в Москву, где ее уже успели забыть. И вовремя: вскоре стали забирать и жен «врагов народа».

Ни одной минуты она не верила, что ее муж – изменник. Все надеялась: разберутся – его отпустят. И ждала, ждала, да так и не дождалась. Пока ждала, о ком-либо другом и думать не могла. А когда поняла, что Ваня уже не вернется, заниматься устройством личной жизни посчитала поздно.

– Невеста в пятьдесят! Сраму не оберешься, да еще при моих данных – смех да и только!

К своей внешности она всю жизнь относилась, мягко говоря, критически.

– Татьяна Ивановна, – звонили ей со студии, – приезжайте, на вас хочет посмотреть режиссер.

– А чего на меня смотреть? – отвечала она. – Все знают, как я неказиста. Пришлите лучше сценарий, я ему сцену сыграю – тогда и посмотрит!

Пельтцер снова работала в театре. О движении «от станка – на сцену!» уже все давно забыли, но ее приняли снова в театр имени Моссовета. А потом перешла в труппу Московского театра миниатюр. Его открыли в помещении, до той поры принадлежащем разогнанной труппе Вс. Мейерхольда.

В книге Елизаветы Уваровой об истории эстрадных коллективов Татьяне Ивановне посвящено несколько страниц.

«В сороковом году, – читаем в ней, – в Московском театре миниатюр появилась блестящая комедийная актриса Татьяна Пельтцер, Она играла бытовые, характерные роли в маленьких пьесках – управдома, молочницу, банщицу и даже выступала с конферансом».

Пельтцер – конферансье! Здорово, наверное, было!

И вот еще из этой книги: «Актриса смеялась над своими героями, но в чем-то и сочувствовала им. В них было нечто неотразимо привлекательное».

В Театре миниатюр Татьяне Ивановне пришлось пережить трудные дни. Может быть, самые трудные в ее жизни.

Началась война, и Пельтцер вызвала в отдел кадров приятельница.

– Танюша, ужас! Только что получила закрытое распоряжение – выявлять всех лиц немецкой национальности, по анкетам. Готовится их высылка.

– Куда?

– Не знаю. В Якутск, наверное, или Магадан – туда, где похолоднее.

– А как же театр? У меня только в новой программе пять ролей! И с отцом что станет? Ему семьдесят стукнуло! Его тоже – в ссылку? Он же только что Сталинскую премию получил за русского потомственного революционера Захаркина в картине «Последняя ночь»!

На глаза Пельтцер навернулись слезы.

– Танюша, – объяснила кадровица, – высылать собираются всех немцев страны, вне зависимости от заслуг.

– Ну, какая же я немка?! – возмутилась актриса. – У меня и мать еврейка – дочь главного раввина Киевской синагоги, и вообще мы в России с шестнадцатого века!

Спасать Пельтцеров – отца и дочь в Моссовет отправилась солидная делегация – Мария Миронова, Петр Алейников, Рина Зеленая, Борис Андреев. Перед такой защитой бюрократия устоять не смогла: Ивану Романовичу и его дочери выдали охранные грамоты.

Сыграв премьеру первой военной программы «Смелого пуля боится, смелого штык не берет!», Татьяна Пельтцер вместе с театром отправилась на гастроли. На маленьком пароходике с громким названием «Пропагандист» два месяца они обслуживали жителей волжских городов. А осенью сорок второго года выехали на Калининский фронт с программой «Вот и хорошо!».

В ноябре 1942 года Театр миниатюр, кажется, единственный оставшийся в то грозное время в столице, открыл новый сезон. Зрительный зал запомнился артистам зеленым цветом – почти все места занимали люди в гимнастерках.

По замыслу режиссера, Пельтцер, Миронова, Менакер и другие участники представления сначала располагались не на сцене, среди публики. И когда оркестр играл увертюру, они начинали петь:

– Здравствуйте, здравствуйте! Вас забыть нельзя,