Глеб Скороходов: Разговоры с Раневской

Предисловия никогда не вызывали у меня интереса. Казалось, они только мешают приступить без промедления к делу. Но чувствую, на этот раз без вступления не обойтись. И если это будет не предисловие, то хотя бы уж предуведомление — когда-то такое слово имело хождение.

Автор хотел бы предуведомить любезных читателей, что книга, которую вы открыли, хотя по форме и похожа на дневник, дневником ни в коем случае не является. Дневники пишутся ежедневно. На худой конец — с определенной периодичностью. В записях, представленных здесь, ни того, ни другого нет. Автор фиксировал свои впечатления, рассказы героини книги и диалоги с ней от случая к случаю. И делал это на протяжении пяти лет. И для него стало полной неожиданностью, что некоторые описанные им события сегодня выглядят так, будто они происходили день за днем. На самом деле они отстояли друг от друга с недельным, а то и месячным разрывом. Зато другие, связь меж которыми сейчас трудно установить, в действительности следовали один за другим с паузой в несколько часов.

Одно, без сомнения, объединяет все рассказанное в книге, — она посвящена актрисе, которую те, кто видел, забыть не смогут. Актрисе, о которой при ее жизни слагались легенды, а после ее смерти ей и по сей день приписывают все новые и новые изречения, будто она не играла в кино и театре, а сидела где-то в капище и всю жизнь, как пифия, изрекала мудрые мысли и предсказания.

И не только. Об этой актрисе уже сложили и продолжают слагать десятки анекдотов, якобы случившихся с ней. Очевидно, ее характер, образ мыслей, восприятие окружающего дают повод для такого мифотворчества. И если она не стала фольклорным персонажем вроде Василия Ивановича Чапаева, то, думаю, оттого, что ее собственное творчество оказывается сильнее мифа.

Оно и сегодня покоряет новые поколения зрителей. Дети, а рядом с ними и взрослые, смотрят ее Мачеху в «Золушке» и Лялю в «Подкидыше». Дети — знакомятся, взрослые — вспоминают. Но и те и другие оказываются в плену у таланта. А позже они восхищаются Мамашей в чеховской «Свадьбе», грустят и плачут, глядя на Розу Скороход в «Мечте» или Люси Купер в спектакле «Дальше — тишина».

Все, что сыграла эта актриса, скажем, в кино, перечислять нет смысла — оно осталось не в учебниках по истории советской кинематографии, оно живо. И каждый может из него выбрать по сердцу — всем хватит.

Это актриса на все времена — Фаина Григорьевна Раневская.

Она действительно была человек необычный. Необычность ее начинается с имени-отчества. В ее паспорте значилось: «Фаина Григорьевна Раневская», но в жизни ее чаше всего называли Фаиной Георгиевной Раневской. И устно, и письменно.

— Почему? — спросил я.

— Вот уж никогда не задумывалась над этим! Называют и называют — какая разница как! — ответила Раневская, а потом добавила: — Может, мне хотят польстить? Ведь Гришка — Отрепьев, а Георгий — Победоносец!

В книге Раневская почти всегда действует под инициалами «Ф. Г.» —так что между сторонниками различных вариантов ее отчества раздоров не будет.

Автору выпало счастье не только быть знакомым с Ф. Г., но и наблюдать ее работу над одной, может быть, самой значительной театральной ролью. С самого начала, когда об этой роли она только мечтала, и до конца, которого фактически не было, ибо Раневская — еще одно подтверждение бесконечности творчества. Речь — о заглавной роли в спектакле «Странная миссис Сэвидж». Ей посвящены главы, с которыми читатель сможет знакомиться постепенно, то есть так, как это в действительности и было с автором.

И последнее. Книга писалась почти тридцать лет назад. Теперь она выходит дополненной. Когда печаталось первое издание, я обнаружил еще одну «Общую тетрадь» с записями бесед с Раневской. Большинство из них она отвергла. Почему так произошло, узнают те, кто дойдет до последних страниц.

— Михайлов заболел, — сказала мне Ф. Г. в трубку прерывающимся голосом.

Константин Михайлов — тот самый, которого в детстве я видел в картине «Танкер «Дербент», где он играл противного капитана с тоненькими усиками над губой. Фразу, что произносил он: «Я — романтик моря!» — мы, мальчишки, сразу запомнили и повторяли почему-то в самых неподходящих, далеких от романтики случаях.

— Михайлов заболел, — сказала Ф. Г. — Я просто теряюсь, не зная, что делать?..

Голос ее дрожал от волнения: Михайлов, тридцать лет не сбривавший тонкие усики, был единственным исполнителем роли доктора Эммета в спектакле «Странная миссис Сэвидж».