Глеб Скороходов - Мои королевы - Раневская, Зелёная, Пельтцер

– Назначаю вам свидание в вестибюле этого чудища архитектуры, – сказала она. – Я просто истосковалась по нереализованным обязанностям гида!

И с места в карьер, едва я появился, начала рассказ об уникальной истории с проектом «Москвы», когда кто-то по ошибке подсунул Сталину на подпись два различным эскиза фасада, и он оба утвердил.

– Чтобы не вызвать гнев «лучшего друга советских архитекторов», – говорила Рина Васильевна, когда мы вышли на Манежную площадь, – руководство Моспроекта решило совместить оба эскиза и у гостиницы появились два совершенно различных крыла! И самое удивительное, этого никто не заметил и тогда, когда «Москву» торжественно открыли и украсили ею к радости алкоголиков новый сорт водки, ни тем более сегодня!.

Мы пошли на Студию по улице Горького, которой еще не успели вернуть прежнее название, мимо «Националя», мимо театра Ермоловой.

– Посмотрите налево, – продолжала Зеленая роль гида. – Когда разогнали мейерхольдовскую труппу, которая работала здесь, год здание пустовало, а потом в нем вдруг решили открыть новый театр эстрады и миниатюр, – сказала она. – Нет, нет, заходить туда не будем – незачем. В этом новом театре я тоже играла. Если бы я вела экскурсию «Ушедшая театральная Москва», то обязательно бы объясняла:

– Это бывший театр, который работал на месте бывшего, занявшего место другого бывшего…

В театре эстрады я играла скетч с Райкиным – его тогда еще никто не знал. Он приходил ко мне в буфет и просил пирожное.

– Выбирайте, – бросала я на тарелку одно.

Он брал его и стучал им о буфетную стойку – продукт был «второй свежести».

Рина Зеленая коллекционировала фарфоровые статуэтки. 1930-е гг.

– Из чего оно сделано?

– Из Наполеона, – не терялась я.

Между прочим, именно в этом бывшем Театре эстрады я впервые сыграла Лазуринду Лазуревскую. Вы ее видели, конечно, – я ее играю сто лет. Текст для этой дамы, что всегда в курсе всех событий и обо всем умеет судить, сначала написал Владимир Поляков, а потом я его сама дописывала – не могла же Лазуринда отстать от современности!

Л как современность расправляется с нами-стариками, не мне вам говорить! Я же видела: миниатюра, что вызывала совсем недавно, лет десять-двадцать назад, гомерический хохот, сейчас не могла выжать из вас и улыбки! Юмор очень изменился. Сегодня искажениями иностранных слов никого не насмешишь. Пожалуй, абсурдность, парадоксальная недосказанность только и продолжают смешить. Поэтому от поляковского текста я и оставила две реплики. Конферансье спрашивает мою Лазуринду:

– Я не понимаю, кого вы ищете, кто вас сюда позвал? Он что, поэт, художник?

– Ну что вы! – отвечаю я. – Он абсолютно трезвый!

Через месяц Рина Васильевна позвонила мне:

– Мы совершенно правильно сделали, что включили в программу и монолог Лазуринды, и главу из «Вина из одуванчиков» Бредбери: только на контрастах сегодня и можно выехать. Но тут наклевывается еще кое-что интересное.

– Рина Васильевна, побойтесь Бога, – взмолился я.– Пластинка не резиновая!

– Вы что, разлюбили кино? – спросила она. – Я приглашаю вас на премьеру моей миссис Хадсон!

– Как? «Шерлок Холмс» уже готов? Так быстро?

– Не зря же я столько моталась в Ленинград! – в голосе Зеленой прозвучала гордость. – Так вы идете со мной или нет?..

Неподражаемая миссис Хадсон в исполнении Рины Зеленой

В тот вечер лета 1979 года зрители заполнили Дом кинематографистов до отказа. И премьера новой работы Игоря Масленникова прошла «на ура».

Рину Васильевну поздравляли, поздравляли… Улыбаясь, она кланялась, кланялась…

– У меня голова сейчас отвалится от поклонов, – говорила она мне шепотом. – Но на этой картине нам с вами не разжиться! Жаль, что она называется «Шерлок Холмс и доктор Ватсон». Вот если бы – «Шерлок Холмс и миссис Хадсон» – вот тогда мы разгулялись: нашелся бы хоть бы один эпизод для пластинки!

– Рина Васильевна, программа уже смонтирована! – сказал я строго.

– Ничего, мы бы ее не ремонтировали! Нет таких крепостей, которых мы бы не брали! – засмеялась она.

И потом уже серьезно:

– Видите, опять у меня роль микроскопическая. Большего я видно уже не дождусь.