Питер Акройд: Чарли Чаплин

Для маленького Чарльза приют стал местом, где он страдал и часто чувствовал себя униженным. Впоследствии он называл проведенное там время своим тюремным заключением. Его разлучили с матерью и братом – Сидни отправили на учебное судно военно-морского флота. Во всем мире у него больше никого не было. Маленький, беспомощный, лишенный надежды… Возможно, он подглядывал за девочкой в замочную скважину. Возможно, он устроил пожар в туалете. Говорят разное… Но независимо от преступления наказание было известно заранее: мальчик получал один или два удара розгами. Однажды он занемог, и ему прописали слабительное, следствием чего стала замаранная постель. Два дня спустя его лишили апельсина и леденцов, которые детям раздавали на Рождество… Однако, несмотря на все страдания, это был единственный период в жизни Чаплина, когда он получал формальное образование. Чарльз научился писать свое имя, а также читать по слогам.

Ханна не навещала его почти год. По всей видимости, мальчик думал, что его предали. Когда наконец летом 1897 года мать приехала к нему, маленький Чаплин испытал ужас и унижение. Своему близкому другу Гарри Крокеру он признался, что мать вызвала у него мучительную неловкость. Возможно, Ханна несла на себе печать безумия, которое передавалось в семье из поколения в поколение. Чаплин рассказывал Крокеру, что она почему-то пришла с масленкой в руках. «Зачем ты это принесла, мама? – спросил он. – Зачем ты вообще пришла? Они все тебя увидят. Они все тебя увидят!» В книге «Моя биография» Чаплин рассказывает совсем другую историю – свежая, благоухающая красавица пришла навестить своего одинокого ребенка. Где правда?

В одном из ранних фильмов Чаплина есть сцена, в которой пожилая женщина тащится вверх по лестнице с ведром воды. На четвертом или пятом этаже неожиданно открывается дверь, и мужчина бьет ее по лицу. «О! – в ужасе вскрикивает он, увидев незнакомку. – Я думал, вы моя мать!» – «У вас есть мать?» – спрашивает женщина. «Да, – плача, отвечает он. – У меня есть мать». Смешного тут мало…

Чаплин никогда до конца не верил женщинам. Он боялся утраты и одиночества, равнодушия и душевных травм, а малейшая провокация вызывала у него приступы ревности. С любовницами он был подозрительным, неуступчивым и сердитым.

Выжить в Хэнуэлле ему помогло то, что он сделал себя неуязвимым. «Даже когда я был в приюте… – рассказывал Чаплин впоследствии старшему сыну, – даже тогда я считал себя величайшим актером в мире. Я должен был ощущать власть, которую дает абсолютная уверенность в себе. Без нее ты обречен на поражение». Эта неуязвимость станет характерной чертой его экранного персонажа. Бродяга всегда остается невозмутимым. И непобедимым. Он оправляется от неудачи и с небрежным достоинством уходит прочь. В этом он проявляет неукротимую энергию и упорство. И редко становится объектом жалости.

Таким образом, в жизни мальчика мы можем увидеть истоки будущего экранного персонажа, Бродяги. В первых картинах Чарли он зачастую бывает злым, жестоким, хочет любой ценой взять реванш, особенно в отношении власть имущих. Ему очень нужны еда и чувство безопасности. Он отчаянно ищет любви, но нигде ее не находит. У него нет ни семьи, ни дома. Он научился справляться с превратностями судьбы, изображая безразличие. Большинство более поздних фильмов Чаплина также связано с искусством выживания в этом враждебном или безразличном мире…

18 января 1898 года Чаплин, которому было 8 лет, покинул Хэну-элл и вернулся к матери. Два дня спустя домой с учебного судна Exmouth приехал Сидни. Семья снова была вместе. Как они тогда жили, неизвестно. Возможно, именно этот период вспоминал Чаплин, когда сказал своей любовнице Мэй Ривз, что каждые четыре недели их выгоняли из дома, потому что они не могли платить арендную плату. Каждый раз им приходилось собирать вещи и тащить на себе матрасы и стулья на новую квартиру. Во время одного из ностальгических визитов Чаплина в район своего детства они с Мэй гуляли в Кеннингтоне. Он показал ей обшарпанный продуктовый магазин: «Как я радовался, когда можно было прибежать сюда и купить что-нибудь на два пенса! – Затем он указал ей на навес: – Я часто ночевал здесь, когда нас выгоняли из квартиры. Хотя предпочитал спать на лавочке в парке».

Вероятно, водворение в Ламбетский работный дом – 22 июля – было неизбежным. У семьи не получалось выжить в большом мире. Через неделю мальчиков перевели в приют Вест-Норвуд, в котором Сидни уже один раз побывал. Затем произошло нечто странное. 12 августа Ханна Чаплин смогла убедить администрацию, что она здорова и ей можно доверить детей. Мальчиков отпустили из приюта на ее попечение. Мать с сыновьями провели целый день в Кеннингтонском парке, где лакомились вишнями и играли в мяч, сделанный из скомканной газеты. Это была краткая иллюзия благополучия, побег от окружавшей их реальности. В конце дня Ханна весело сказала, что пора пить чай. Она имела в виду чай в Ламбетском работном доме, куда они и явились, вызвав неудовольствие администрации, которой заново пришлось заполнять документы. Три дня спустя мальчиков вернули в приют Вест-Норвуд. Жестокий мир снова обступил их со всех сторон… Став взрослым, Чаплин говорил, что пребывание в любом сквере всегда вызывает у него грусть. В 1932 году в журнальной статье он писал о том, какое гнетущее впечатление производит на него Кеннингтонский парк.