Мэтт Золлер Сайтц - The Wes Anderson Collection. Беседы с Уэсом Андерсоном о его фильмах. От «Бутылочной ракеты» до «Королевства полной луны»

Хм. Я часто слышал об этом. Думаю, это была одна из сцен, которую мы использовали для прослушивания актеров. Поэтому, когда слышу эту фразу, я представляю не только Джейсона, а двадцать разных детей, которые произносили ее на прослушивании. Джим Брукс сказал нам кое-что спустя год или около того после выхода «Бутылочной ракеты»: «Мы создали нечто культовое». И это не так уж и плохо. Мы сняли культовое кино.

«СЕМЕЙКА ТЕНЕНБАУМ» НАЧИНАЕТСЯ СО ВЗРЫВА БОМБЫ. ДАЛЕЕ ИСТОРИЯ РАЗВОРАЧИВАЕТСЯ СРЕДИ ОБЛОМКОВ.

После такого описания третий фильм Уэса Андерсона может показаться невыносимо мрачным, но, как читатель этой книги, вы понимаете, что это совсем не так. Несмотря на эмоциональное (и в паре случаев – физическое) насилие, это добрая и больше комедийная, нежели драматическая история. Она плывет вперед, словно Марго, делающая пируэты в своей комнате. Каждый ее кадр наполнен таким количеством деталей, что каждый ассамбляж фильма становится произведением искусства – мозаикой, составленной из фрагментов, которые сами по себе представляют мозаику. Несмотря на ложь, подозрительность и мрачность, Роял, Этелина, Ричи, Марго, Чес, Ари и Узи Тененбаумы по-настоящему любят друг друга. Это можно заметить по тому, как они смотрят, как говорят друг с другом – всегда с любовью, даже в самые неловкие и неприятные моменты. Хотя это первый фильм Уэса Андерсона, переходящий от комедии к полноценной трагедии и обратно, в котором появляется неприкрытая жестокость, режиссер никогда не забывает про присущую его фильмам душевность. Даже в самых мрачных сценах есть моменты, когда внезапно прорывается юмор, незапятнанный печалью, и освещает и без того яркие кадры оператора-постановщика Роберта Йомена.

Где мы находимся? В Нью-Йорке? Возможно. В «Большом яблоке», возникающем в мечтах молодого человека, который никогда там не был и знает его только по чужим рассказам, из книг, кино и музыки. Но из каких! «Полуночный ковбой», «Французский связной», песни Simon and Garfunkel, роман Э. Конигсбург «Из архива миссис Базиль Э. Франквайлер, самого запутанного в мире», музыкальные эксперименты «Фабрики» Энди Уорхола, уличные снимки Роберта Франка, обложки и иллюстрации журнала New Yorker. Все это и многое другое существует в истории и дизайне фильма, иногда нагло заявляя о себе (когда Роял, персонаж Джина Хэкмена, катается с внуками на картинге, как Попай Дойл), а иногда тонко намекая (Илай Кэш одевается как Джо Бак из «Полуночного ковбоя»).

Стилистические приемы, опробованные Андерсоном в «Академии Рашмор», здесь расцветают во всю силу, как радиоактивные цветы. Если бы не продуманный до мелочей стиль, характерный для режиссера, могло бы показаться, что фильм перенасыщен отсылками и деталями. Больше титров, больше разных вариантов музыкального сопровождения, больше пасхалок (например, мыши, которые неожиданно появлялись в углах и без того загруженных композиций). Фильм физически, эмоционально и повествовательно мощнее, чем предыдущие две работы Андерсона. В нем больше персонажей, сюжетных линий и, что самое главное, переходов. Как от самого первого разговора между Роялом и его детьми, наполненного самыми грустными фразами из несуществующего воскресного стрипа Чарльза Шульца, мы переходим к сцене, где кровь Ричи Тененбаума течет по стенкам раковины? Как это возможно, чтобы похороны главного героя включали в себя проникновенное повествование от третьего лица, крупные планы надломленных персонажей, фальшивый салют из пневматического пистолета, крупный план наглой лжи, написанной на надгробии покойного, и музыку Вана Моррисона? Тем не менее каким-то образом все это кажется единым целым.

«Семейка Тененбаум» удалась, потому что, несмотря на юмор, фильм по своей сути – скорее драма, нежели комедия. В нем не смеются над изображенными травмами. В основе фильма лежит особая тема – развод. Сценарий Андерсона и Оуэна Уилсона говорит о том, что развод – это боль, которая отличается от других потерь, потому что она не наносит удар из ниоткуда. В разводе людей, у которых есть дети, есть преднамеренность или по крайней мере пугающая неизбежность того, что все, кто пережил это событие, были его активными участниками, даже когда вред был нанесен им. Родители, смирившиеся с тем, что ничего не исправить, все еще мучаются из-за того, что вообще связались со своими бывшими или сказали или сделали что-то не то (или не сделали и не сказали). Все дети, пережившие развод родителей, хоть раз в жизни задумываются, не они ли стали причиной размолвки. Если человек прошел этот ад – как родитель или как ребенок, – он понимает, что развод – это еще одно несчастье, которое отличается от смерти, болезни или травмы только тем, что находится в эмоциональной плоскости.