Артем Полярин - В зоне листопада

– Мне кажется странным, что эти люди напали на меня в тюрьме! – углубился в обсуждение Никон.

– Вам интересна причина их смерти?

– Я видел журнал коинов. Похоже на стандартную блокировку агрессии.

– Да, Вы правы. Почему же они погибли? А не пришли в себя через час? Вы не чувствуете вины?

Никон парировал вопросом:

– А что говорят патологоанатомы?

Говард промолчал. Ушел не попрощавшись.

Глава 12.

Этот человек не молод. Далеко не молод. Но в глазах горит тот огонек, что вспыхивает у мальчиков, когда они обнаруживают в себе способность раскрывать секреты и тайны. И огонек этот, видно, никогда не угасал, как у многих, и тайны манят круглосуточно. Все его тайны находятся в зоне. Как только разговор приближается к теме, человек со странным прозвищем Клатсер, так и спрашивает:

– Вы бывали в зоне!?

Никон усмехается. В какой зоне!? У нас тут много зон! Зона психической пандемии. Зона радиационного заражения. Зона затянувшихся позиционных боев, которую почему-то называют демаркационной. Город – сам по себе стал зоной. В нем тоже много разных зон. Начиная от СкинХилла и заканчивая тюрьмой, в которой мы сидим. Никон уточняет:

– О какой зоне Вы говорите?

– О радиационной.

– Не бывал. Что там интересного?

– Я вам расскажу! Вам, наверное, будет интересно узнать, что такое волны? Слушайте. Когда будете получать нобелевскую премию – не забудьте и обо мне упомянуть.

После взрыва там стало еще опаснее. То, о чем фантазировали десятилетиями, материализовалось. Я и раньше бывал там, до войны – ничего особенного. Единичные артефакты – и те особой ценности не представляли. Потом многое изменилось. Портал я нашел в нескольких милях от воронки. Очень странный портал. Не те, к которым мы привыкли. Радиационный фон вокруг него, в радиусе сотни метров, в пределах нормы, хотя, вокруг – сильно завышен.

Это – обелиск. Метра три в высоту. Четырехгранный, как сильно вытянутая усеченная пирамида. В основании чуть больше метра шириной. Я так и не понял, из чего он сделан. Ни кусочка отколоть не получилось. И алмазным полотном пилил. И победитовым отбойником бил. Не выходит. Покрыт сложным геометрическим узором из треугольников, трапеций, пятиугольников и шестиугольников. В некоторых, особо крупных, есть знаки. Фотографии показать не могу потому, что электроника возле него не работает. А такой оптики, чтобы с нескольких сотен метров снять, у меня не было – дорогая.

Долго я возле него провозился. Неделями жил. И зарисовывал, и подкапывался – взвесить пытался и плотность определить. Очень плотный – материал науке не известный. Весь его ощупал. Очень он на ощупь приятный. И, как бы сил от такого контакта прибавляется. Я там возле него почти ничего и не ел. Даже не хотелось. В один прекрасный момент я руку в пятиугольник, как раз по размеру подходящий, положил и подумал, что не плохо мне было бы узнать. Что узнать, я так и не понял. Просто подумал – хочу знать, что происходит. И глаза закрыл. И замер так на несколько минут.

Глаза открываю, вижу – небо другое. Желтоватое. Хоть и прозрачное, но будто негативное. И облака по нему сероватые. И вокруг все цвета немного поменяло. Трава с фиолетовинкой стала. Поудивлялся и пошел по окрестностям прогуляться. Все вроде бы и на месте осталось. И деревья на месте. И осколки бетонные от взрыва. И пост радиационного контроля вдалеке. К нему я стараюсь не ходить. Вояки оттуда постреливают. А пост же тот – в стороне Города. Всегда его лесом обхожу. А теперь смотрю – за постом, тоже, значит, в стороне города, в небе тень висит. Нет – даже не тень. Прозрачный такой силуэт. Представьте прозрачную луну, немного приплюснутую. Из нее выходит множество тоненьких ниточек и вниз тянутся. Так, словно к Городу тянутся. Или можно представить приплюснутый воздушный шар, который на множестве тонких шнуров удерживают, чтобы не улетел. Я – в бинокль. У меня тридцатикратный, большой. Смотрю – тоже самое. Висит этот шар огромный. Кажется что над городом. Решил пойти посмотреть поближе. За день на велосипеде полтинник отмотал в сторону Города – висит. На следующий день – еще полтинник. Висит этот шар прозрачный. Прямо над самым Городом. И ниточки от него тянутся, как паутинки. К улицам тянутся. К домам. К людям. В Город въезжать не стал – страшно. Люди меня не замечали. И некоторые были больше на подгнивших мертвецов похожи, чем на живых людей. И к ним ниточки тянулись. Один раз чуть машиной не переехали. Посмотрел с краю – и обратно, к обелиску. Как назад ехал – все оглядывался. Вдруг вижу: к этому шару по воздуху девушка плывет. Такая же прозрачная. Красивая. Косы развеваются на ветру. К шару подошла, руки в него засунула и вытащила оттуда ребенка. Я так и не понял – девочка или мальчик. Даже пожалел, что отъехал уже. Вытащила, значит. К себе прижала и улыбается. И малой улыбается. Как мать и дочка. Так они некоторое время стояли. Потом из-за шара выкатывает зверюга. Что-то среднее между мохнатым волком и небритым заросшим мужиком. Лапы здоровые, когтистые. Морда звериная. Пасть огромная. Выходит и подбирается к ребенку. Девушка малого в шар быстро спрятала, а сама стоит, на зверя глядит. Тот на нее зубы скалит и лапами машет. Все ближе и ближе. Потом как прыгнет. Вцепиться хочет. А девушка в сторонку отшатнулась. Плече он ей расцарапал. А в руке ее палка появилась. Тоже прозрачная, как ледяная. Может и меч даже. Она этой штукой по зверю и полоснула. Ему тоже больно, но он не отступает. Кругами ходит, приноравливается. И тут я чувствую – волна пошла. Я всегда волну хорошо чувствую. Хоть сильно меня и не задевает. На ногах остаюсь. В здравом уме и доброй памяти. Некоторые, вон, пока не слягут, не замечают. А я сразу замечаю. Может от того и устойчив – правильно реагирую. Так вот, они дерутся, а волна с каждым ударом все накатывает. Тут даже мне плохо стало. На землю свалился с велика. Но в бинокль все равно смотрю. Долго они дрались. Зверюга барышне все плечи расцарапал. В горло метил. А девушка его палкой хорошо исполосовала. Шерсть погорела на нем. И кровь сочиться начала. Когтей пару, показалось, потерял. Потом, видно, устал. Побродил вокруг и за шар пошел. Из шара ребенок вылез. Помахал ей рукой и спрятался. И она ушла. Я на земле еще пару часов отлежался. В себя пришел. На велик – и к обелиску. Ночью доехал. Шар все так и висел. Больше ничего не было. Нашел этот пятиугольник, прижал руку. Сказал, что хочу обратно, в наш мир. С первого раза не вышло. Два часа просидел на этой траве фиолетовой. Потом приснул. А проснулся уже здесь. В нашем мире. Обелиск на месте. Забрал вещи, поспешил в Город. Здесь все по-старому. Волна как раз прошла. Все полудохлые по конурам лежат. На улице самые выносливые шатаются. Ездил я потом опять к этому порталу. Все там облазил – не нашел. Или вояки забрали. Или сам исчез.