Валентин Гуржи - Поселок

грязных колпаках, висящих над головой, потом по длинному, с черным кафелем на полу и

стенами, выкрашенными зеленой краской коридору. Два раза завернули за угол, и после этого

неожиданно открылся освещенный лампами дневного света холл. Здесь стояли несколько

мягких стульев и, смотрящих друг на друга, обнаружились две двери без каких-либо

опознавательных знаков. Покупатель ввел ее в маленькую без окон комнату. Стояли, широкая,

застланная байковым одеялом, кровать с двумя подушками, стол и два стула, похожих на те,

которые стояли в холле. У стены возле входной двери платяной шкаф. На одном из стульев

сидел совершенно голый мальчик ее возраста.

Покупатель подвел Наташу за руку к стулу, сам сел на него и принялся, не спеша, раздевать

ее догола.

– Я не хочу! Зачем? – запротестовала она.

– А ты не знаешь? – спросил он, приторно улыбаясь.

– Нет, – у нее сами по себе покатились слезы.

Она посмотрела на мальчика и увидела, что и он плакал только без звука. Он даже не сопел

и не вздрагивал, как всегда бывает у детей. Мальчик был красивый, красивей, чем Борька с

Костиком. Весь беленький, даже не загорелый. Наверное, из избалованной семьи, как

выражалась бабушка, говоря о Борьке.

– Это так. Ты не убежал, как тогда. Понял? – заметил покупатель, словно оправдывался в

том, что раздевал ее перед мальчишкой.

Он сгреб одежду в узел и положил в кулек, который достал из шкафа. Наташа заметила,

что в шкафу никакой одежды, кроме кульков, не было.

– Я не мальчик.

– Знаю, – сказал он и звонко похлопал ее по животу.

– Мне стыдно перед мальчиком, дядя!

– Ничего. Терпеть надо скоро не будешь. Понял? Сиди пока. Вот приду, тогда терпеть уже

не будешь. Совсем. Писать, какать там, – он показал на дверь в стене. Затем поднялся и

вышел, говоря кому-то в сторону:

52

– Только себя хорошо вести. А то приду, а тут уже трое! – засмеялся он.

Его голос смолк и шаги, удаляясь вглубь коридора, тоже затихли.

Она сидела спиной к мальчику. Мальчик наоборот – не отворачивался. Он не хотел

стыдиться, как будто был девчонкой. Потом она поняла, что стыдиться бессмысленно, а

значит, напрасно: все равно будут продавать не в одежде, чтобы видеть ее всю, как есть. И при

всех посторонних. Покупатель, наверное, на стыд и рассчитывал, чтобы они с мальчиком не

убежали в людное место.

– Меня зовут Толиком, – вдруг сказал мальчик, вытирая кулаком глаза.

– А меня Наташей. Ты не плачь. Ты мужчина. А мужчины не плачут.

– Ты не знаешь, что со мной будет?

– Я слышала, как первый дядька говорил второму, что я товар. Значит, и ты товар.

– Какой товар? Как на базаре? – обнадеживающе спросил Толик.

– Ну да.

– А как они будут торговать?

– Ну, понятно как. Нами будут торговать. Ты разве не видел, как на крючках висит мясо?

Приходят всякие покупатели, и им отрезают от большого куска меленький, который

покупают. Понял?

Толик не ответил. Может быть, он очень ярко представил то, что обрисовала Наташа.

Настолько ярко, что язык одеревенел и не поворачивался, чтобы уточнить непонятные

подробности, чтобы определить, сможет ли он выдержать. Потом решился:

– Значит, нас сперва порежут на большие куски, да?

– Ну да.

– А кровь куда?

– Ну, куда? – Наташа задумалась, потому что сама не ожидала такого вопроса и не была

готова ответить на него, – добавят тому, у кого мало, – придумала она первое, что пришло

логичное. – Продадут в больницу.

– Нет, Наташа. Покупатели узнают, что это мы, и заявят в милицию, – включился в злую

игру Толик.

– Ничего не заявят. Милиции нужно продать нас. А разрезанное мясо неизвестно чье.

Может коровье, а может собачье. Никто не догадается, что это мы.

Он подумал и решил:

– Нет, скорей всего, тебя продадут в зарубеж какому-нибудь дядьке, потому что ты девочка.

Иностранные дядьки любят чужих девочек.

– А тебя? – спросила Наташа, надеясь узнать от умного мальчишки что-то, чего еще не

знала.

– А меня камни долбить для дорог.

– Кто тебе такое сказал?! – Борькиными словами заявила она.

– По телевизору в кино, и потом мне рассказывал папа.

– Это вранье, – категорически отвергла она по взрослому нежелательную версию,

догадавшись, что имел в виду Толик.

– Почему?

Наташа помедлила, спешно придумывая правильную причину.

– Потому что никакой пользы. А так много денег заработают, если продадут по кусочкам.