Евгений Чепкасов - Триада

– «Свин»? – я попытался выглядеть удивленным – не знаю, насколько естественно получилось.

– Ну да, состояние такое. Жрать хочется по-страшному, особенно леденцы на палочке грызнуть круто. А когда на хате, жрешь всё подряд и остановиться не можешь. Я один раз до того напоролся – не лезет в горло, а остановиться не могу; потом – блевать… Но это раз всего.

– А кроме плана что пробовали? – поинтересовался я и узнал, что пробовали ребятки практически всё, производимое из конопли, и что колоться они не будут по причине дороговизны и неохоты. Впрочем, говорили только Толя и Леша, а Костя и Сергей молчали: один снисходительно, другой – восхищенно.

– А Нострадамус делал свои предсказания после курения трав, – встрял очкарик в разговор. Реплика понравилась, но, похоже, этим его познания в области планокурения и ограничивались.

– Еще два дополнения, и закругляемся с интервью, – деловито проговорил Костя, и молчальников в сарайчике не осталось. – Дополнение первое: план иногда бодяжат, то есть добавляют в него всякую дрянь вроде табака. Получается больше, но хуже. Дополнение второе: есть такие извращенцы – с жиру бесятся – так они вымачивают план в ханке, высушивают и курят. Я не пробовал, но эффект, говорят, офигенный: будто и вмазался, и обкурился. На этом пресс-конференцию считаю завершенной, с тебя бутылка. Пива бутылка, пива – не разоришься…

* * *

Ребятки оживились, как оживляются, заслышав долгожданный звонок с урока. Все вожделенно глядели на костыль плана, нежно лелеемый пальцами Кости, и вожделение то казалось почти безгреховным. Пацаны походили на новогодних детишек в магический момент маскарадной мистерии, когда разноголосо кричат: «Раз, два, три – елочка, гори!» – и просительно смотрят на ватнобородого чародея.

«А ведь и впрямь мистерия! – мысленно изумился я, выводя из сравнения теорему. – Детишки в масках, да и артисты – и обязательно черти среди них есть!.. Детишки в звериных масках, детишки-оборотни, хороводятся вокруг электрического костра, еще и увенчанного до кучи звездой Соломона… Ну чем не шабаш?!» Подобные поиски символов были для меня делом житейским, повседневным. Сейчас я был шокирован, как и всегда в этих случаях, и так капитально засел в собственном мозгу, что наружу и выглядывать расхотел…

Но пришлось, и, выглянув, я понял, что что-то изменилось. Костя всё так же медленно проворачивал меж пальцами костыль. Вообще, костыль представлял собой довольно любопытную конструкцию: с картонной трубочки была почти полностью стянута папиросная бумага, а небольшой зазор, где она еще оставалась, был тщательно смят (так называемая «пятка»). За «пяткой» следовало длинное белесое тельце, набитое планом, как чучело опилками, причем на самом кончике костыля невостребованную бумагу аккуратно скрутили на манер конфетного фантика. Костя медленно проворачивал костыль, и надпись «Элитные», то скрывавшаяся, то появлявшаяся на новом обороте, читалась отчетливо.

«Опять оно, пугливое чудо… – подумал я с мягкой нежностью и, воодушевившись, продолжил: – Выходит, надо, чтобы я видел всё, чтобы описал потом…»

Прошпаренный этой мыслью, я упоенно рассматривал самодовольный прыщ на носу Леши. И ведь всё нужно было заметить, запомнить: и дряхлое бурое ведро под Толей, и Сергееву ветровку с молнией, коварно расползшейся посередке, и гнусновато-довольное выражение, вдруг наплывшее на лицо Кости, – что-то задумал… Костя чуть отстранил костыль и окунул его в солнечный луч, протянувшийся из щели. Костыль стал невыносимо белым, луч прилип к нему, и что-то сладострастное было в такой прилипчивости. Казалось, луч хотел закурить, но не мог без линзы.

– Костыль хороший, – медлительно произнес Костя, любуясь. – Но это, конечно, не «монастырь».

– Какой монастырь? – опешил я.

– Самые длинные костыли «монастырями» называются.

Я быстро глянул на часы – плоского механического змееныша, прикусившего хвост и окольцевавшего мое запястье.

– Сколько время? – спросил кто-то.

Машинально отметив ошибку и отклассифицировав ее, я брякнул, столь же бессознательно:

– До службы еще полчаса.

– Чего?

Только тут до меня и дошло, о чем я ляпнул. Чувствуя, что краснею, я пробормотал, что есть такой анекдот, старый, не важно… Ребятки не догадались. Да и не до загадок им было: они вожделенно глядели на костыль плана, обласканный солнечным лучом. А Костя, если и понял, то ничего по этому поводу не сказал.