Алексей Иванников - Заслуженный гамаковод России

Так что когда он подходит к моему вольеру, то я лишь провожаю его сонным взглядом, изредка почёсываясь и разгоняя случайных блох, сумевших перебраться в мои апартаменты. Несмотря на постоянное мельтешение и натужную работу сотрудников мелкие паразиты каким-то образом умудряются выжить и расселиться по обширным владениям, постоянно перемещаясь и меняя дислокацию: размножаясь на верхних ярусах у птиц, они затем десантируют на кошачий плацдарм, чтобы после разбежаться по самым лакомым местам и угодьям. Даже антиблошиный ошейник не может обеспечить мне полной безопасности: ведь снующие туда-сюда паразиты почти повсюду не встречают должного отпора, находя мирное пристанище у большинства собранных здесь кабыздохов. И я же ведь не могу в одиночку обеспечить чистоту рядов, сильно разбавленных шелудивыми и уродливыми блохоносцами.

Если же возвращаться к моей травме: то дела очевидно идут на поправку. Регулярные уколы и смазывание задней лапы уже не вызывают такой боли, но и сама лапа ведёт себя вполне мирно и спокойно, понемногу уменьшаясь в размере до нормальной величины. Только вылизывать её у меня нет никакой возможности, что значительно ускорило бы процесс: сколько раз я самостоятельно вылечивал себе мелкие раны и повреждения, о которых даже не догадывался хозяин, считая меня полностью здоровым! Но попробуй сковырни плотную навороченную повязку, когда тебе на шею навесили пластиковую манжетку! Даже мои зубы и когти не в состоянии разгрызть её, хотя с момента появления манжетки я не перестаю испытывать её прочность, ломая и стараясь достать всеми доступными способами. Однако полноценно надкусить прозрачный пластик у меня просто нет возможности, другие же постояльцы – лишённые такого украшения – слегка над ним насмехаются и дерзят, забывая о сложившейся субординации.

Кое у кого висят подобные же украшения, вот только стоит ли считать их предметом гордости и настоящим украшением: это ведь не медаль и не дорогой надетый хозяином ошейник, подтверждающий высокий статус. Даже еду мне приносят в соответствии с моим положением: куриные крылышки и ножки безусловно превосходят приносимые большинству катышки обычного собачьего корма, разбавляемые морковкой и хлебом. Собачий корм – ещё ладно, я и сам не возражаю почти никогда против порции мясных тяжёлых комочков, особенно в полевых условиях. Но хлеб?! К счастью, он достаётся самым последним местным обитателям – вроде мелкого брехуна вдалеке от меня, почему ещё он и проявляет очевидное недовольство. Жевать пресные корки, наблюдая за обгладываемыми и разгрызаемыми другими куриными косточками: что может быть трагичнее! Но не им и не мной заведён и установлен такой порядок: и если одним достаются жирные сочные куски мяса, то прочим приходится грызть малопривлекательные сдобные огрызки!

Но несмотря на явные проявления почёта и уважения мне безусловно хочется побыстрее убраться отсюда. Разве может сидение в тесном загоне, перемежаемое редкими выгулами на специальной площадке, сравниться с полноценной жизнью рядом с хозяином? Совсем недавно меня стали выводить вместе с несколькими другими собаками в огороженное сеткой пространство под открытым небом, разделённое на несколько мелких отсеков. А чтобы мы не сцепились, специальный служащий разводит нас в разные секции, где каждый может в одиночку метить территорию и опять же с безопасного расстояния брехать на всех соседей.

Такие выгулы дают несомненную пользу, предотвращая одновременно новые травмы и повреждения, так что когда наконец я снова увидел хозяина, я был уже на многое способен. Рано утром – поучаствовав в обычной утренней перекличке – я собирался уже приступать к обычной трапезе, как вдруг открылась дверь и хозяин вместе с врачом оказались в просторном замкнутом помещении. Меня аж прошибло: неимоверный подъём заставил меня буквально броситься на натянутую тугую сетку, а всполошившиеся соседи подхватили и продолжили мой настрой, и пока хозяин шёл ко мне, приливная волна успела подняться и схлынуть, оставив на поверхности лишь моё нетерпеливое желание.

Хозяин излучал благодушие и покой, новый светлый костюм с новыми запахами нёс его уверенное сильное тело, наклонившееся ко мне и выдохнувшее на меня непритворную радость. Сразу же меня выпустили: хозяин всё ещё разговаривал с врачом, а надетый поводок уже тянул меня к выходу, завершая моё пребывание в больнице.

Мы забрались в ту же машину, на какой и приехали сюда: любимые запахи снова окружали меня и возвращали к обычной полноценной жизни, чему не мешала уже и проходившая рана, и только новое место жительства было пока совсем новым и неосвоенным. Высоченная белая башня – куда после долгого петляния мы наконец доехали – находилась в совершенно новом для меня районе. Я не знал, чего ждать снаружи, и, аккуратно протискиваясь из машины, я просто остолбенел: здоровый кобелина незнакомой мне породы вовсю обхаживал серую лохматую терьериху, вовсю уже визжавшую от удовольствия. Меня же при этом парочка полностью игнорировала, как будто не я был той собакой, которой должно принадлежать всё, до чего я дотянусь. Я оглянулся на хозяина: сумрачно и торопливо он собирал вещи, захваченные из больницы, и совершенно не обращал внимания на мои невыдуманные страдания, которые только увеличивались. Барбосы просто обнаглели: всё больше и больше они приближались к нашей машине, быстро переминаясь с лапы на лапу, как будто вся эта территория была в их полной власти, а меня просто не существовало. Я сделал стойку: утробное рычание, поднявшись по горлу вверх, уже явно выражало отношение к происходящему, шедшему вразрез с обычными для меня нормами и принципами, так что когда хозяин коснулся моей головы, то я не сразу воспринял ласку, и лишь потом он потрепал по шее, призывая успокоиться.