Денис Воронин - Кровь как лимонад

У Марка перед глазами встает вчерашний офис Джонни И. Деппа, пугливый «пиджак» из «фокуса» с ведомственными номерами, оброненная кавказцем фраза про повисших на хвосте «федералов». «Крот» на окладе у бандитов? Знает ли об этом знакомый Олегыча?

— Только странно, — говорит Артемьев. — «Федерал» сказал, что кафе на Кронверкском — точка Хаметова, без вопросов. Зачем он ее сжег тогда? Не вяжется что-то…

Миха, который внимает Артемьеву одним ухом, потому что, обо всем этом в курсе, хмыкает и произносит:

— Зацените, какая девочка приятная.

— Мне до жены никак не добраться, пока она не спит, а ты про девочек тут… — говорит Артемьев.

Он даже не поворачивается, но Марк машинально смотрит, куда показывает Костров.

За один из столиков присаживаются двое. Они только что вошли — отряхивают капли с курток. Парень садится первым, и на какое-то время перестает закрывать спиной свою спутницу. Девушка и в самом деле симпатичная. Стройная, немного асимметричные черты, лицо веселое, короткие темные волосы, торчащие из-под черной спортивной шапки.

Миха улыбается девушке без надежды, что она заметит его знаки внимания. Та машет рукой хозяину «Копов», Захар кивает и подходит к ней. Протягивает руку ее приятелю. Больше Марк не смотрит на них, потому что слушает заговорившего Артемьева.

— Миха сказал, что вы с ним встречаетесь, и я тоже решил приехать. Сейчас вот сижу и делюсь с тобой служебной информацией. И только потому, что хочу, чтобы ты понимал: твоя девушка — случайная жертва в этом наркозамесе, — Олегыч замолкает, потом продолжает. — Постарайся успокоиться. Живи дальше… А то выглядишь — краше в гроб кладут… Скорбь скорбью, а факты фактами. Посмотри правде в лицо, признай её. Этим ты нисколько не оскорбишь память погибшей. Только так и можно выжить.

Постараться успокоиться? Снаружи он спокоен как булыжник. Но где-то глубоко внутри него полыхает пламя. Что будет, когда оно вырвется? Наверное, Вселенский пожар.

Ему надо успеть разобраться во всем. Случайная жертва? Артемьев не имеет ни малейшего понятия про украденный ноутбук с видеокомпроматом. Про Мариинскую больницу.

Марк пытается свести концы с концами. Со стороны, наверное, кажется, что он заснул — прикрытые глаза, неподвижное лицо. Через какое-то время он возвращается в реальность.

— Давай допьем уж е , — говорит Артемьев Михе. — Да по домам, а то Марк совсем спит…

Костров разливает по последней.

— Марка, ты едешь?

Миха накидывает на плечи куртку, поднимается на ноги.

— На улице покурим, да, Олегыч? — спрашивает он у Артемьева.

— Ты в таком виде за руль садиться собрался?

— А что? — пожимает плечами Миха и пытается приобнять подошедшего к ним Захара. — Тоже бар потом открою.

Хозяин заведения легко уворачивается от объятий, внимательно разглядывает Марка, словно пытаясь оценить степень его опьянения. Марку это неприятно, он уже думает сказать Захару что-то резкое, но тот опережает его.

— Марк, у меня к тебе дело, — говорит он. — Есть время?

— Марка! Мы тебя на улице ждем! — машет рукой Костров и вслед за Артемьевым идет к выходу.

Марк смотрит на Захара. В его облике удивительным образом сплавились дружелюбие, веселье, суровость и что-то еще, до чего не докопаться сходу. Как если людоеда нарядили бы в костюм Деда Мороза и отправили в детский сад водить хороводы с ребятней. Ощущения неприятные.

Новопашин не хочет иметь никаких дел с хозяином «Копов», не хочет с ним говорить, но сейчас задержаться и послушать его — меньшее из зол. Лучше, чем стоять и внимать трепу пьяного Кострова, пытаясь удержать внутри себя огонь.

— Что ты хотел? — спрашивает он у Захара.

За его спиной захлопываются двери за Артемьевым и Михой.

Ад, поджидающий за каждым углом. Глубокий вражеский тыл. С таких неожиданных ракурсов предстал вдруг город, в котором он прожил всю жизнь.

Голова гудит от вопросов. Очнулась ли брошенная у мусорных баков красотка — головорез, которую мечом вырубил Горец? И сколько их, таких же, ищет Жеку, бесшумно передвигаясь по темным переулкам? Как минимум — еще одна. Жеке опять стало немного не по себе. Не слишком приятно ощущать себя зверем, на которого идет охота.

Дождь, с переменным успехом моросивший весь день, превратился в настоящий ливень, и щетки включенных «дворников» со скрипом елозили по лобовому стеклу. Жека увеличил громкость магнитолы, и смесь рэггей, оголтелого рока на кумарах и трип-хоповых битов заглушила ритмичные звуки работающих стеклоочистителей. Заиграл новый трек, Жека поморщился и перемотал на следующий. В отличие от музыки, голос самого Трики ему не нравился — хриплый вокал на выдохе сигаретного дыма из легких. Вот девушки, которых музыкант приглашал петь свои песни — другое дело. Сексуальные голоса, томные вибрации, от которых по спине бежали мурашки, и делались слабыми руки. Оставалось надеяться, что дед оценит. Пару лет назад, еще до Альцгеймера, Жека подвозил деда к стоматологу — у старика впервые в жизни разболелся зуб. В машине играло «Радио Максимум», на котором вдруг поставили «Dear God». Мягкие биты, акустическая гитара, голос женщины, обращающейся к богу, мужской негритянский бэк-вокал.