Женя Гранжи - Нефор

Быть культом, облепленным мифами и домыслами, неизменно хочется каждому обладателю диагноза «рок-н-ролл головного мозга». Этот закон работает во все времена и при любой погоде, как и всякий закон, чьи ноги растут из семи смертных грехов. Плох, как говорится, солдат, не мечтающий стать генералом. Каждому молодому музыканту Градска хотелось быть Наумовым; Наумов мечтал быть Цоем; Цой вряд ли отказался бы от статуса Кобейна; а Кобейн вышиб себе мозги из крупнокалиберного ствола, тотчас слившись с Создателем.

Питающееся дорогими MTV-шными клипами, журнальными постерами и надписями на стенах, тщеславие рок-борца рано или поздно накидывает петлю на его тонкую шею, и воин уходит – либо из музыки, либо из жизни. Девяностые возвещали, что без тщеславия и честолюбия в шоу-бизнесе делать нечего. Даже если это уровень пригородного ДК, а весь твой фан-клуб умещается с тобой после сейшна за одним столиком метр на метр.

Возле входа на стадион «Альтернативки» шумела толпа. Неформалы громко что-то обсуждали, настойчиво утверждали, что «punk’s not dead» и нетерпеливо подпрыгивали на месте, вслушиваясь джаггерными ртами в доносящуюся со сцены настройку звука. Чуть ниже неба плотнел дым и алкогольные пары.

Ажиотаж, парящий в адреналиновом воздухе перед «Альтернативкой», на порядок превосходил энергетику рядовых сейшнов в «Поиске». Стекающиеся на концерт панки, гранжеры, альтернативщики и металлисты широко улыбались и ходили будто на пружинах. Предчувствие запредельного слэма уверенно стояло в упругом пространстве, и, казалось, его можно пощупать.

Гарик должен был встретить Катю на остановке, за квартал от стадиона. Но, едва выйдя из троллейбуса, он намертво об этом забыл и запружинил кедами в сторону микрофонного свиста и гитарных фидбэков, разносящихся в радиусе километра.

У входа отдельной компанией курили люди с ярко-зелёными бейджами на шеях: «Оргкомитет», «Участник», «Жюри». Последний вариант зеленел на груди Наумова. Гарик прокричал приветствия. Все дружелюбно закивали и, в силу немалого количества рук, обошлись без рукопожатий. Марк отечески улыбнулся:

– Что за аффектация, молодой человек?

Он вынул из кармана два бейджа с надписью «Пресса» и протянул Гарику:

– Держи. Как заказывал.

Человек с бейджем на провинциальном рок-фестивале – представитель высшей расы. Он не стоит в очереди в туалет или за пивом, не шарит по карманам в поисках зажигалки дольше, чем две секунды, и весь вечер ловит на себе полные уважения и почтительности взгляды. Один из тех, на ком держится субкультура, он – важный винтик (или огромный маховик) в системе неформального Градска, и без его участия главное событие года запросто могло бы накрыться, что было бы равносильно проигрышу в войне. Попадались и ряженые, но это всегда были, как минимум, «приближённые».

Приняв из рук Наумова бейджи, Гарик вспомнил, для кого заказывал второй и, срезонировав кулаком по голове, рванул в обратном направлении.

Катя стояла под козырьком остановки, скрестив руки на груди, и поглядывала на часы. Распущенные волосы её, обычно прямые и собранные в хвост, локонами струились по плечам. Белоснежные босоножки на десятисантиметровом каблуке и длинное розовое платье с открытыми плечами плохо ассоциировались с предстоящим концертным слэмом. Катя увидела бегущего Гарика и почему-то смущённо оглянулась по сторонам. Он подбежал, улыбнулся извиняющимися глазами и потянулся к её губам:

– Привет.

Она мотнула головой и подставила щёку:

– Я только что губы накрасила.

Секунду помешкав, Гарик изобразил поцелуй и, положив ладонь на напряжённую талию, потянул Катю в сторону стадиона.

– Погоди, постой. – Она отстранилась. – Я на концерт не пойду.

В голосе её прозвучало что-то неизмеримо большее, чем произнесённая мысль. Гарик уловил это, и сердце его кольнул туманный холодок.

– Не пойдёшь? – спросил он не о том, о чём хотел.

– Нет.

– А зачем приехала?

Сердце его передёрнуло догадкой.

– Приехала предупредить. Мы же договаривались встретиться.

Гарик тяжело посмотрел в её глаза и только сейчас заметил, как ярко они накрашены. Она никогда так не красилась.

– Да. Мы договаривались, – почти прошептал он.

Катя приблизилась и осторожно, будто опасаясь, прижалась к нему. Как в замедленной съёмке, Гарик прощупал каждую милисекунду. Её сиреневый запах, загустев, вплыл плотной струёй в его память и остался там, откуда больше не выйдет никогда.