Женя Гранжи - Нефор

– Ты чё такой долгий? – Он прикурил шестую.

Последнее время Дуст будто вступил в какую-то инопланетную секту неадекватных трезвенников. Он не пил на сейшнах, зато в обычной обстановке, за столом, вливал в себя алкоголь дозами, несовместимыми с жизнью, объясняя это тем, что его печень сама диктует, когда хочет и когда хватит. Трогательный диалог Дуста с его многострадальным органом каждый раз происходил перед знаковыми для Градска музыкальными событиями. Да и накануне рядовых сейшнов тоже, кои проходили в среднем раз в две-три недели.

Вот и сейчас Дуст был трезв. Но в его руке призывно блестела бутылка «Смирнова». Итак…

– Ты чё такой долгий?

Вместо ответа Гарик выхватил водку из его рук и, быстрее, чем Дуст успел издать логичное «э-э-э», откупорил и выпил разом граммов сто пятьдесят. Водка, словно через воронку, влилась прямиком в желудок.

– Бля-а-а, – протянул Дуст. – Я ж это бухло, типа, Мишке за халявный проход взял.

Гарик оторвался от горлышка, громко вздохнул – тонущим всхлипом – и зажмурился. Замер на несколько секунд, потряс головой и поднял сыто затуманенный взор, блестящий водочной влагой. Его скривило и передёрнуло: «Брррр». Засунув «Смирнова» за пазуху, он расслабленно закурил и произнёс:

– Птицыну что ли? Хрен ты его там отыщешь. На, – он протянул Дусту бейдж с надписью «Пресса», – вот тебе халява.

Дуст мгновенно забыл о бутылке и торжественно нацепил на себя элитный пропуск. Гарик упоённо выпустил облако дыма и, спохватившись, предложил Дусту глотнуть, на что тот замотал дэдэтэшной банданой:

– Не-не-не.

– Дуст, ты как-то странно бухаешь: когда не надо. Чё за на фиг?

– Так я же, это… пью по системе.

Гарик вопросительно поднял бровь.

– Система Порфирьева. Не знаешь что ли?

– Не-а. – Ему было плевать.

– Ну, если не хочешь – не пьёшь. Это… А пьёшь только когда хочешь.

И Дуст пустился в рассуждения о том, как нужно правильно пить. Он часто зажигался какой-нибудь идеей, выносил ей мозги окружающих, и благополучно переключался на следующую. За последний год он успел побыть буддистом, синтоистом и уфологом, дважды выходил в астрал, и однажды даже принял годовой обет молчания, продлившийся пять часов.

Беспорядочно прыгающие звуки его трескотни доносились до Гарика будто из соседней галактики, столь же далёкой, как Катерина. Тысяча лет прошла. Остались считаные минуты.

Гарик плыл в холодном космосе, окружённый миллиардами солнц. До каждого хотелось дотронуться, каждое посылало смертельные волны. Всклокоченные, рваные петли млечных путей опоясывали его, забивая лёгкие звёздной пылью. Мимо проносились чёрные дыры, но даже они, будто брезгуя, огибали его одиночь и вихрились мимо, не желая проглатывать бесполезное тщедушное тело. Он взмахивал руками, пытаясь подплыть к ним, но от его движений не зависело ничего. Гарик барахтался, движимый пространством, и чувство собственного бессилия и немощи сковывало грудь. Каждое движение непосильной натугой обрывало волю и усмиряло дух, лишало сил, обескровливало и душило. Сознание одиночества – вселенского и непреклонного одиночества – вскипало в душе, и крик отчаяния застревал в горле. Безграничность и безнадёжность наполнили холод космоса, увлекая сознание Гарика в глубину разверзнутой пропасти вечного мрака.

Дуст хлопнул его по плечу:

– Ты уснул что ли?! Пошли, начинается.

Гарик очнулся и до ушей его донёсся гул, предвещающий пустяк, который ещё полчаса назад мыслился главным событием лета.

У стадиона уже вытянулась зигзагообразная очередь. У единственного входа милиционеры наспех прохлопывали карманы рвущихся в слэм неформалов. Грустный человек в серой форме лениво – для порядка – дважды хлопнул Гарика по бокам, заметил бэйдж и демонстративно пожалел о лишних проделанных движениях. Он кивнул в сторону звука, и Гарик вошёл в эпицентр главного молодёжного события года. Дуст затерялся в гусенице очереди.

Со сцены, под ломаные ритмы барабанов, атмосферно лился гитарный delay – заканчивала саундчек последняя команда.

В отличие от крупных российских фестивалей, программа «Альтернативной Коммуникации» составлялась по принципу жребия, а не популярности групп. Формат концерта предполагал двадцатиминутный сет от каждого коллектива-участника.

Напротив сцены, развалившись на трибунах, потягивали из кружек похожий на чай коньяк члены уважаемого жюри во главе с Наумовым.

На стадионе «бочка» не перегружала барабанные перепонки, бас-гитара звучала распознаваемыми нотами, и можно было разговаривать, не надрывая связок.