Владимир Савич - Бульвар Ностальгия

а ответить придется. Так лучше уж прямиком в адский огонь, чем вначале

краснеть и мучиться на Страшном суде.

Утром, выходя из дома, Илья Владимирович сунул себе в карман одноразовый

шприц, несколько небольших ампул и отправился на службу. Пройдя

больничными воротами, Илья Владимирович к своему изумлению не услышал

привычного: «Или я, или я». Вместо этого в морозном, солнечном воздухе

громко каркали вороны, весело посвистывали синицы и слышались

победоносные звуки металлического лома. Дворник колол лед на главной аллее.

Не слышно его было и на утреннем совещании. Илья Владимирович уже было

хотел спросить доктора Молибога – отчего это сегодня не слышно «Или я, или

«, как в тот же самый миг через отворенную форточку он вполз в

начальственный кабинет.

– Или я, или я. – смолкли птицы. Дворник бросил свой лом.

Совещание закончилось, и Илья Владимирович вместе со всеми вышел в

приемную.

– Зинаида Петровна, минут на тридцать меня нет. Я там, – главврач указал

пальцем в потолок.

– Ясно, – игриво ответила секретарша.

Илья Владимирович запер дверь.

– Или я… – зазвучало на дальнем конце больничного двора.

Сел в кресло.

– Или я… – звучало под окном.

Главврач перевязал жгутом руку в локтевом суставе. Быстро поработал

кистью.

Попавшая в ловушку кровь обнажила причудливую геометрию вен. Толстые,

тонкие, прямые и изогнутые они напоминали реки, обрывающиеся у похожей

на озеро ладони.

– Или я… Игла безболезненно скользнула в вену: «Кое-что я все-таки еще

умею» – с удовлетворением отметил Илья Владимирович. И ввел содержимое

шприца.

– Или я. Или я..

Голос слабел, как будто кто– то крутил к нулевой отметке барашек

громкости на невидимом приемнике. Тело Ильи Владимировича дрогнуло.

Руки, сжимавшие подлокотник, разомкнулись и безжизненно повисли. Лицо,

как говорится, здорового розового цвета, стало, что холодный белый мрамор.

Зеленовато – голубые глаза ввалились. Пришедший через час в кабинет

главврача доктор Молибога констатировал смерть. Вскрытие установило – от

передозировки. Горожане поставили свой диагноз «Доктора заказали». И,

правда, не успели отслужить по главврачу 40 дней, как больницу закрыли.

Дефолт!

Так никто и не узнал истинной причины смерти Ильи Владимировича. А через

год об этой истории и вовсе забыли.

История эта произошла, поди, лет тридцать тому назад, в апреле. На

улицах и переулках большого старого города сопливела весна. Ожиданием «des

aventures incroyables» (невероятных приключений) копошилась она в моей

живущей ощущением судьбоносных событий семнадцатилетней душе.

Все предвещало чудо – и влетавший без спроса в класс ветер. И старые, готовые

вот-вот взорваться клейкой юной листвой деревья, Молодая апрельская луна,

каллиграфической буквой «С» заглядывающая в мои романтические (с

изрядной долей секса) сновидения.

Неизвестный, загадочный мир приоткрывал в них свои покрова. Там дули

розовые ветра, шумел голубой океан, и восхитительные женщины открывали

мне свои загадки. Что такое «ветра», живя в микрорайоне с романтическим

наименованием «Семь ветров», я уже знал. Что такое восхитительная женщина

– догадывался. Догадки требовали подтверждений (теория без практики мертва,

учили меня в школе). Поэтому жадно вглядывался я в женские лица, силясь

разобрать в них ту, что станет моим первым откровением, но они, не обращая

на меня внимания, почему-то пробегали мимо. То ли взгляд у меня был

слишком откровенный, то ли мой моложавый вид внушал им определенные

опасения. Да и что еще могли внушить моя вздорная челочка, да мятый

пиджачок, битком набитый комплексами, молодого – метр с небольшим -

застенчивого человека. С такими данными надо было пить бром и читать

Фрейда, а не запираться в темном закутке, прозванным отцом тещиной

комнатой, и царапать там грубым металлическим пером девственную чистоту

меловой бумаги, сочиняя романтические стихи, посвященные той, навечно

первой.

Сегодня, давно раскусив различные варианты женских загадок, я поступил бы

именно так. Тогда писал, улавливая в музыке скрипучего пера сладострастные

аккорды будущих наслаждений. О, если бы я знал, какие вирши мне вскоре

придется строчить, я б вовек не ел в ту зиму апельсинов с оливками!

– Причем тут апельсины? – спросит кто-то А вот причем. В зиму,