Игорь Ягупов: Обманувший дьявола

И все же он не смог уйти. Он поискал взглядом лопату. Она лежала у самого края взрыхленного круга. Содрогаясь от страха и отвращения, Андрей на четвереньках подполз поближе и боязливо вытянул вперед руку, ожидая, что вот-вот из-под земли вынырнет полуразложившийся труп и схватит его, чтобы утащить вниз, в самое жерло бурлящей червями воронки. «Скоро он будет наш! Скоро!» Однако ничего страшного не произошло. Андрей дотянулся до краешка черенка и осторожно подтащил лопату к себе.

Шатаясь от усталости и постоянных приступов тошноты, он кое-как закидал землей им же самим разрытую могилу. Он даже постарался утрамбовать образовавшийся на ее месте холмик, плашмя колотя по нему лопатой. В утренней деревенской тишине удары звучали неправдоподобно громко, отдаваясь гулким бесконечным эхом. Этот звук взбодрил Андрея, и он с азартом колотил и колотил по мокрой и липкой земляной куче, пока тошнота не победила его, заставив упасть на колени и в очередной раз зайтись приступом удушливого кашля. Отдышавшись, Андрей поднялся с земли и отбросил лопату в сторону. Уже собираясь уходить, он еще раз взглянул на могилу. Имя на кресте заставило его вздрогнуть. Возможно, теперь, оно в большей степени соответствовало действительности, чем раньше. Так или иначе, но Пров Киржаков на самом деле был теперь где-то там, куда указывало закопанное в землю основание креста. И все же то, что над могилой невинно погибших людей было начертано имя их убийцы, показалось Андрею несправедливым. Нет, он не мог уйти отсюда, не поставив во всем этом деле последнюю точку.

Не зная в точности, что же он ищет, Андрей стал бродить вдоль соседних могил. Возле одной из них на глаза ему попалась перепачканная белой краской стеклянная банка. Наверное, кто-то подновлял оградку. Он поднял банку, перевернул и вылил натекшую в нее дождевую воду. Оставшийся на дне пигмент давно засох. По крайней мере, сверху. И все же Андрей решил попытать счастья. Подобрав с земли обломанную веточку, он расковырял ей засохший слой. Под ним оказалось немного жидкой краски.

Андрей вернулся к столь тщательно зарытой им могиле. Вначале он попробовал писать веточкой, которой ковырял в банке. Но у него ничего не вышло. Она лишь неприятно скребла по почерневшему дереву креста, почти не оставляя следа на его поверхности. Тогда Андрей макнул в краску указательный палец. Уже поднеся его к кресту, он на миг задумался: ведь он так и не узнал имени того несчастного, которого похоронили здесь под именем Прова. И все же Андрей нашел выход. Прямо поверх выцарапанной на кресте надписи он крупными и кривыми белыми буквами вывел: «Поморцев Николай Сергеевич».

Восстановив, как смог, справедливость, Андрей вытер палец о жухлую и мокрую от дождя траву, подобрал валявшуюся на земле куртку – к счастью, Пров так и не взял его паспорт и бумажник – и, шатаясь, побрел по кладбищенской аллее прочь.

Спотыкаясь и время от времени останавливаясь, чтобы передохнуть, он вышел на проселок и направился к видневшейся вдали деревне. Вряд ли он сейчас смог бы найти обратную дорогу к железнодорожной платформе. К тому же он не знал расписания электричек. Было абсолютно бессмысленно ждать, когда там остановится одна из них. А из деревни он всяко сможет выбраться в город.

Вся его одежда была покрыта грязью, а в грудь как будто загнали кол. Левое плечо немело, затягиваясь тупой тянущей болью, сползающей по руке все ниже и ниже. Горло сдавливали постоянные спазмы. И ему то и дело приходилось останавливаться. Он сгибался вдвое, заходясь удушливым кашлем, как будто хотел выплюнуть упорно не желавшее работать как следует сердце. Ноги были, как ватные. И периодически, чтобы не упасть, он вынужден был опускаться на корточки, опираясь о землю руками. Он нагибал голову вниз, к самой земле, но тут же вновь вскидывал ее. Он почти физически ощущал копошащихся под слоем земли червей. Они готовы были впиться в его тело, чтобы ползать и извиваться внутри, протискиваясь между его гниющими и разлагающимися органами. «Лучше что угодно, только не туда!» Эти слова Прова звучали у Андрея в голове. Теперь он был с ними согласен. Он понимал старика, как понимает приговоренный к смерти вопли того, кого ведут на казнь перед ним.

– Все кончено, – бормотал он.

При этом Андрей имел в виду не облегчение, наступившее тогда, когда самое страшное уже позади. Нет, под «все кончено» он понимал исключительно свою проклятую навеки жизнь. «Он будет наш!» Так сказал тот, с бездной в глазах? Но когда же? Скоро! Для кого скоро? Для них или для него? Они все меряют вечностью. Для них, может быть, и шестьдесят лет – это скоро. Но Андрей тут же осознал, что не хочет туда и через сто лет.