Виктор Довженко - Белые гондолы. Дары Отступника

– Мир вокруг тебя просто доверху набит медиумами-рэкетирами и летающими головами!

– Кто бы говорил, сам разгуливает в монашеской рясе по городу и девушкам глазки строит.

Мы медленно идем по слабо освещенному старыми фонарями тротуару. На улице довольно тихо, слышно, как на далеком вокзале по громкоговорителю вызывают какого-то потерявшегося проводника. Из-за поворота выныривает ослепительно белый автомобиль, и с неестественно громким ревом проносится мимо, обдав нас еще и волнами выхлопа. Черная тишина, прорезанная машиной, снова слипается вокруг нас.

Лиана замечает с видом знатока:

– Гофра никуда не годится, ну и рев, прямо как на треке!

– Включи меня в список приглашенных в пятницу, не забудь. А то я вчера еле-еле проник вниз, хорошо еще, что Михель подвернулся.

– Ох уж этот Михель, получеловек-полукот, он половине наших подземных девушек жить нормально не дает.

– Не знаю, есть ли у него хвост, но когти он мне показывал вчера ночью. Даже грозился поцарапать, если напишу про гонки в газету.

– Да уж, ты не вздумай, пожалуйста!

Мы медленно поднимаемся по лестнице, третий этаж совсем не освещен, только металлические цифры на дверях квартир отражают тусклый свет фонарей за окном подъезда. Мы проходим его медленно, Лиана наступает мне несколько раз на ногу, кажется, нарочно, и смеется.

– Нравится мне твой характер, ты не унываешь!

– Ты же меня защитишь, да, Давид?

Я не могу понять, шутит она или говорит серьезно. Несколько мгновений девушка смотрит мне в глаза, и потом фигурка в белом плаще исчезает за дверью, обитой черным дерматином.

Утром следующего дня я готовлю себе завтрак из гренок с сыром и кофе, заваренного прямо в чашке кипятком, и не могу отделаться от ощущения, что я – персонаж фильма. Участник мистических, фантастических и криминальных событий одновременно. «А ведь я больше люблю комедии» – усмехаюсь я про себя. Сидеть в маленькой кухоньке как всегда тепло и уютно, трубы за окном как всегда серые и одинокие, но в груди я чувствую немного уже забытую дрожь от нетерпения перед будущим. Из памяти всплывает высказывание «Смысл или взаимоотношение всего, что нам известно, будут не такими, когда мы узнаем больше». А узнать больше мне нужно как можно скорее.

Вообще, я люблю размышлять, когда передвигаюсь куда-нибудь. Прогуливаюсь по тротуару, трясусь в автобусе, плыву в гондоле. Поэтому я отправляюсь на работу пешком. Редакция «Вечернего города» всего в получасе ходьбы от моего дома. Полчаса прогулки – и попадаешь из утреннего города в «вечерний». Вот такая ежедневная машина времени.

Спущусь в Канал ночью, – думаю я. – Через станцию, которую Влад сторожит. Да, хороший он сторож, ничего не скажешь. Играет в подземных гладиаторов, можно сказать, на рабочем месте. Но другого способа туда ночью попасть у меня, наверное, нет. Ведь нужно же до этой Головы доплыть как-то. Даже если днем спрятаться на станции, байк же в рюкзак не сложишь. И еще неплохо было бы взять с собой кого-то. В конце концов, кто то же должен вытащить тебя из воды, если вдруг что…

Я представляю себе реакцию человека, которому предлагают: «Слушай, ты не хочешь ночью спуститься в Канал и поплавать немного на аквабайке? Там будет, конечно, полная темнота, но это ничего, мы возьмем фонарик, да и фары у байка светятся. Ты спрашиваешь, зачем все это? Мы поплывем к Голове, осмотрим ее со всех сторон, неужели это не замечательно? Да, это незаконно, конечно, но это того стоит! Ночная прогулка по Каналу – это же мечта каждого!»

Я перебираю кандидатов на роль такого своеобразного «Пятницы». Ни один из моих друзей или знакомых, пожалуй, не отнесется с пониманием к такому предложению. Разве что можно попробовать захватить с собой Влада, к тому же он весь этот странный кошмар видел своими глазами. Когда «свалка» в тоннеле закончилась, он один доехал до Головы и убедился, что та стоит на своем старом месте, как будто и не отлучалась с него, чтобы попугать подземных гонщиков. Судя по всему, этот Влад просто не умеет бояться.

Взявшись за ручку двери редакции, которая открывается на пять ступенек ниже уровня тротуара, я чувствую себя так, словно не был тут целый месяц. Очень уж необычные получились эти два выходных дня. Меня сразу окутывает табачный воздух, в котором, кажется, осталось так мало кислорода, что дым от сигарет уже даже не видим, из него просто состоит все пространство редакции. Перед каждым из моих коллег непременно дымится папироса, лежащая на пепельнице, как сандаловая палочка перед медиумом. Причем затягиваются ей иногда всего раз или два, и, бесславно прогоревшую, сразу сменяют на следующую. Я один в редакции – некурящий, и этот факт вызывает неизменную жалость моих коллег. Чтобы выжить в такой обстановке, словно в наполненном серными миазмами кратере дремлющего вулкана, я стараюсь как можно чаще быть «в поле». Главред, увидев меня в понедельник утром, даже удивляется: