Елизавета Сагирова - Лето придёт во сне. Часть 2. Оазис

– Да что с тобой ещё? – Доннел запустил пятерню в волосы, взъерошил нервным жестом "какого-чёрта-происходит", тем самым снова до боли напомнив мне Дэна.

Наверное, не будь этого жеста, я бы не осмелилась его в чём-то обвинять. Любой другой мужик в данной ситуации был вправе сделать со мной то, что сделал, ведь за это он и заплатил. Любой, но не тот, кто хоть чем-то похож на моего друга, одного из лучших людей, которых я когда-либо знала. Такой не мог, не должен был!

Впрочем, обвинить на словах я всё же не осмелилась, меня хватило лишь на то, чтобы протянуть вперёд руку, показав Ральфу окровавленные пальцы.

Доннел напрягся всем телом.

– Что это? Ты поранилась?

Он издевается? Сказать что-нибудь я по-прежнему не могла, лишь отрицательно затрясла головой.

Шумно вздохнув, Доннел одним движение скинул одеяло и с себя, и с меня. Уставился на перепачканную простыню. Встал. Быстро обойдя кровать, бесцеремонно взял меня за плечи и завертел, осматривая со всех сторон. Пискнув, я попыталась прикрыть руками голую грудь, но была сдёрнута с постели и поставлена на ноги.

– Внешних повреждений не видно, – заключил Доннел, ещё раз окинув меня цепким взглядом с ног до головы. – У тебя месячные?

Я гневно вывернулась из его рук, схватила край одеяла, попыталась прикрыться. Вместе с нахлынувшей злостью вернулся голос:

– Это же вы сделали! Вы меня… ночью!

Зрачки Доннела расширились. Он всматривался в моё лицо, и в его глазах эмоции сменяли друг друга. Удивление. Догадка. Понимание. Возмущение.

– Ты что, спятила?! Не трогал я тебя! На кой мне бесчувственное тело с перегаром?!

Я попыталась сесть на кровать, но вспомнила про испачканные кровью трусики и снова заревела от растерянности и унижения.

– Да?! – от плача у меня началась икота. – А почему я голая? И мне больно… ик… и… кровь!

Доннел закатил глаза. Наклонился, уперев руки в колени, сказал медленно и членораздельно, будто разговаривая с умственно отсталой:

– Я вчера раздел тебя только потому, что забрызгал водой, когда умывал. А всё остальное… Когда у тебя месячные последний раз были? Ты календарик ведёшь?

Месячные? Я перестала реветь и заморгала.

– Никогда, – ответила растерянно. – Ещё не было…

– Понятно, – Доннел выпрямился, осторожно взял меня за плечи. – Ничего страшного не случилось, у тебя просто начались женские дни. Ты, верно, в последнее время очень волновалась, плюс вчера выпила много алкоголя. Вот организм и отреагировал на стресс. Успокойся и иди в душ, хорошо? В шкафчике над раковиной, в аптечке, должно быть что-то по вашей женской части. Насколько я помню, в каждом номере есть. Знаешь, как пользоваться, или горничную позвать, чтобы помогла?

Я отчаянно замотала головой, сгорая от стыда, и почти бегом метнулась в ванную комнату.

Там я пробыла долго. Сначала стояла под горячей струёй душа, вздрагивая от затихающих рыданий, потом медленно вытиралась большим, очень пушистым полотенцем, затем вдруг поняла, что мне нечего надеть, и снова чуть-чуть всплакнула.

В дверь постучали.

– Я взял для тебя сменное бельё, – сказал Доннел, и пришлось выдержать ещё порцию стыда, приоткрывая дверь и принимая из-за неё чистые трусики и майку.

Наконец, кое-как приведя себя в порядок, я обнаружила на вешалке банный халат и, закутавшись в него до пят, осторожно вышла из ванной.

Доннел был в номере. Более того, он успел перестелить постель и принести две чашки кофе, аромат которого теперь витал в воздухе. Утро за окном окончательно вступило в свои права, видимый из-за шторы кусочек неба золотило встающее солнце.

Я робко переступила босыми ногами на ковре, и Доннел обернулся. Наверное, вид у меня был очень жалкий, несчастный и зареванный, потому что его брови поднялись трогательным домиком, а в следующую секунду он уже стоял рядом и осторожно обнимал меня, бормоча что-то успокаивающее, гладя по мокрым волосам.

И эта неожиданная ласка, не имеющая ничего общего с тем, чего я ожидала в этой комнате сегодняшней ночью, снова заставила меня плакать, на этот раз – от облегчения и благодарности.

Глава 15

Лапка.

– Зачем ты вчера так напилась? – спросил Доннел, когда я перестала реветь.

Он вернулся в кресло у окна и усадил меня на колени, продолжая обнимать одной рукой. Подал кружку с кофе, который я сразу начала отхлёбывать мелкими глотками в попытке потянуть время перед ответом, сгорая от стыда. Как-то получилось, что, начиная со вчерашнего вечера, вся ситуация представляла из себя сплошной позор. Сначала я, вломившись в номер без спросу, застала своего нового владельца в весьма пикантной ситуации. Затем залпом опустошила бутылку коньяка, тем самым заставив его возиться с собой не самым приятным образом. И, как будто всего этого было мало, разбудила ни свет ни заря, рыдающая и измазанная кровью. Но больше всего мне было стыдно даже не за то, что я предстала перед мужчиной в один из самых сокровенных женских моментов, которые следует скрывать, делая вид, что ничего подобного даже не существует. А за мысль, которая пришла мне в голову, едва я почувствовала боль внизу живота и увидела кровь. Сейчас уже было невозможно представить, что этот человек, который, несмотря на все доставленные ему неудобства, так заботился обо мне, мог бы воспользоваться моим бесчувственным телом.