Инга Кондратьева - Девятая квартира в антресолях

– Тогда что же гложет тебя, добрый человек?

– Да какой я добрый! Я злой. Да злой сейчас еще пуще, потому как брату моему, светлой душе, за оградой как татю лежать. Стыдно и больно.

– Да кто тебе сказал, что за оградой?

– Да с детства все знают, все бабки говорят – утопшим не место на кладбище!

– А ты не у бабок, ты у знающего человека спросил бы. Ты с батюшкой их прихода разговаривал?

– С водкой я сегодня все больше разговаривал, – потупился Никанор.

– То-то! – батюшка кивком отпустил пономаря и тот ушел прочь. – «Утопленники» и «удавленники» – вот про кого так говорится. Кто сам решил. А про твоего брата, если как есть рассказал, то вопрос ясен, с благородной целью спасения он в воды бросился, тому и свидетели есть. Так ведь? А про троих остальных, сам не скажу – внезапная смерть без покаяния всегда вызывает вопросы, но в епархии все разъяснится. Не пьяные они были?

– Да что Вы! Они ж с детьми пришли.

– Ну, так и не волнуйся зазря, а решай, как положено.

Все разъяснилось по-хорошему, отпели, похоронили. А раз отпели, то и поминать по чину станут. Уезжал Никанор с душой спокойной, предвидя впереди хлопоты семейного порядка и планы на жизнь уже не одинокую. Его миллионы обретали смысл вложения. Он решил использовать свои новые возможности по высшему разряду, образование девицам дать не как себе, а полной мерой, а ближе к их совершеннолетию перебираться в столицу, где и жизнь ярче, да и женихи гуще. И вот Ольге уже исполнялось семнадцать!

***

Ольга в свои семнадцать лет была барышней начитанной, эрудированной и очень энергичной, вся в дядю. Сложением она пока более походила на подростка, чем сильно отличалась от своей кузины, уже успевшей приобрести формы плавные, мягкие и вполне женственные. Но, когда они стояли рядом, то никто бы не спутал, какая из сестер является старшей, таким не детским, пронзительным, а иногда и упрямым был взгляд Ольги. Сонечка же имела вид настолько простодушный, что казалась младше кузины не на несколько месяцев, а, пожалуй, что и на пару лет. Они обе получили неплохое домашнее образование, а последний год провели вместе с дядюшкой в Италии. Когда они были на людях вместе, то Соня все больше молчала, предоставляя сестре блистать знаниями, острить и всячески выдвигаться на первый план. «Прямо, классическая «бедная родственница», – думал про нее в самом начале знакомства Лев Александрович. – «Тихий омут. Да, пожалуй, что и безо всяких чертей в нем». Но со временем он разглядел в ней ум, не меньший, чем у сестры, степенность суждений при внешней наивности, легкость общения, и они сделались хорошими друзьями.

А вот Ольга, с ее порывистыми манерами и непредсказуемым характером, воображение Льва Александровича поразила не по-детски. Он замечал, что увлекается ею все больше и больше, что все эти бесконечные праздники дают ему столько возможностей прямого общения с ней, что он абсолютно распустился душевно, расслабился. Догадывался, что это обволакивание бездельем является частью коварного плана его нынешнего хозяина, чтобы потом у него совсем не осталось возможностей для возражений, для отстаивания своего мнения, а в худшем случае и вообще для лишения его права голоса. Понимал, что вернуть себя после в рабочее состояние станет даже для него, человека собранного и где нужно дисциплинированного, тяжелым занятием, но поделать с собой ничего не мог. Он погружался в сладкое искушение все глубже, наслаждаясь атмосферой состязательности в фантазии и остроумии, принимая участие в домашних забавах, Ольгиных затеях и общих прогулках.

Но Свиридов слово сдержал, и праздники в понедельник резко окончились. Придя поутру в особняк, Лева застал его наполненным тишиной и от слуг узнал об отъезде сестер в Москву. Он проследовал в кабинет хозяина и там состоялся приблизительно такой диалог.

– Ну-с, приступим, батенька! Никаких чертежей и планов я решил Вам не показывать, дабы не сбивать творческую мысль, ибо они все вздор и мне уже разонравились. Фундамент Вы сами видели, а новый фасад, будьте любезны мне в бумажном виде как раз и сочинить. В карандаше и с основными деталями. В ваших академиях, говорят, на это сутки дают – тем, кто на медаль рассчитывает? Ну, так медалей у меня не предусмотрено, поэтому даю два дня. Дерзайте, голубчик! В среду к десяти жду с воплощениями.

– То есть, как это, «дерзайте»? – опешил архитектор. – Мы с Вами вообще никаких вопросов не обсуждали – что будет идейным центром, пойдет ли этот особняк в перестройку с ансамблем или останется обособленным? Насколько существенны будут переделки в нем? С выездом жильцов или по частям? Кто где жить будет впоследствии, каковы целевые помещения, что надо планировать… Размеры? Материалы? Смета, наконец!