Вадим Тимошин - Слезы ангела мести

– Очень любопытное дело, – голос Фрэнки был слишком спокойным для «любопытного дела». – Убийца не был рожден женщиной.

– Пробирочник? – слово было мерзким, я никогда не применял его к Серджио. Но другого названия для этих несчастных общество не придумало. В конце концов, никто не спрашивал их, хотят ли они такой жизни.

– Он самый, – кивнул Фрэнки. – И это, если честно, поставило меня в тупик. Я никогда не слышал о том, чтобы такие, как этот парень, преступали закон. Они же, мать их, совершенны!

– Вчера я узнал, что их совершенство – всего лишь басня для таких, как мы с тобой, – покачал я головой. Ещё одна затяжка. Как дыхание смерти, мучительной, как и вся моя жизнь. За окном снова начинался дождь.

– Говори, – оживился Кастелло.

– Мой напарник тоже один из них…

– Вот это новость, – округлив глаза, сказал Фрэнки. – Раньше ты мне не говорил.

– У всех есть маленькие грязные тайны, – ухмыльнулся я. – Так вот, знаешь, что он мне вчера рассказал? Что все пробирочники – хронические импотенты. Так задумано генетиками. Это жуть как обидно – быть мужчиной, и в то же время не мужчиной. Представляешь, что творится у каждого из них в голове?

– Матерь божья… – прошептал Фрэнки. – Да он же вполне мог съехать с катушек и устроить эту кровавую баню!

– Только зачем ублюдок проехал для этого почти четыре сотни миль? Что-то с трудом верится.

– Действительно, – согласился Фрэнки. – Но тогда я вообще ничего не могу понять. Зачем ему понадобилось убивать Вэнса? Он ведь был простым, как бейсбольная бита!

– Не таким уж и простым, – я сделал небольшую паузу, для пущего эффекта. – Вчера я был у Николь. Не спрашивай, зачем я к ней пошел. Так вот – я нашел там дипломы Вэнса. До фабрики он работал генетиком в какой-то лаборатории. Какой именно, Николь не знает. Покойный не очень охотно рассказывал ей об этой части своего прошлого.

– Может, Вэнс как-то связан с пробирочниками? – предположил Кастелло. – Вроде мести сына отцу.

– Если учесть, что отцы сделали с сыновьями, такой вариант нельзя исключать, – кивнул я. – Вопрос только в том, сам он это спланировал, или же мы имеем дело с первой в стране бандой пробирочников.

– Ты не первый, кто задался этим вопросом, – по лицу Фрэнки было видно, что он хочет сказать что-то не очень приятное. – Я проверил номер машины, который ты мне дал вчера… – Кастелло замолчал. Он молчал полминуты, минуту.

– И? – с нетерпением спросил я.

– Мне жаль, Майк. Это федералы. Чёртовы федералы, – Фрэнки, казалось, вот-вот расплачется.

– Почему жаль?

– Потому что сверху пришёл приказ дать федералам зеленый свет. И всех, кто путается у них под ногами, убрать в сторонку. Так что, дружище, – Кастелло снял с пояса наручники. Он их постоянно носил с собой, бьюсь об заклад, даже спал с ними. Мечтал надеть их на кого-то посерьёзнее обычной уличной швали. – Извини, но ты арестован.

Я всегда об этом мечтал. Оказаться в клетке, пропахшей тухлой кровью и блевотиной. С самого рождения. Фрэнки не был ослом, у него было полное право держать меня здесь двадцать четыре часа, и он им воспользовался. Можно было пойти другим путем, попросить меня не совать нос в это дело, пока им занимаются федералы. Но он знал, что я не послушаю. Я чересчур упрямый сукин сын.

Вот оно, твоё упрямство, Майк. Поймали как крысу. Хорошо хоть больше никого в камере не было. У подонков, наверное, был выходной. Можно было спокойно растянуться на одной из грубых деревянных скамеек, понатыканных возле стен, и погрузиться в себя. Эти два дня были слишком насыщенными. Обычно от обращения клиента до выстрела из моей любимой «Беретты» проходило не меньше недели. Не потому что я тянул время – просто полиции редко везло так, как вчера, а собирать улики после них – дело совсем неблагодарное. Да кого я обманываю, как детективу мне грош цена. Я не Шерлок Холмс или чёртов Ниро Вулф. Я Майк Гомес. Неудачник с пистолетом в руках и желанием привнести в мир хоть каплю справедливости.

Я думал о Николь. Я никогда ещё не спал с клиентами, но, чёрт возьми, она была потрясающей женщиной. Этой ночью мне так не хотелось, чтобы всходило солнце. Если бы я мог, я бы привязал его к какому-нибудь столбу на другом полушарии, до тех пор, пока не познаю в полной мере сладость Николь. Но её страсть была бездонной пропастью. В нее можно было падать бесконечно…

Подобно острой бритве, скрип двери в камеру отсек древо моих мыслей от корней. Двое полицейских привели какого-то бродягу, старика неопределенного возраста, грязного и плешивого. Нормальный человек скривился бы от отвращения. Но не я. Мне было искренне жаль тех, кто оказался на улице. Потому что я там был. Я знаю, как туда попадают. И как сложно оттуда выбраться. Конвоиры усадили старика на скамейку напротив моей, бережно, точно ребенка, и вышли из камеры. Бродяга несколько минут сидел тихо, уставившись в пол, и вдруг посмотрел на меня так, будто я был каким-то жутким монстром.