– Они профессионалы. Они крутые. Их все слушают. Ты не говори так. Нельзя плохо говорить про NoFX.
Айдар смотрит на меня глазами тупой пизды, чьего котика я только что пнул за то, что он нассал в мои боты.
– NoFX охуенны. Но они никого не переигрывают, потому что у них полно своих идей. У вас что, нет своих идей?
– Есть. Но это не идеи, это так. Пока ничего крутого у нас нет. Это же только начало. Мы всего два года играем.
Да хуй с ним, в принципе. Так даже и лучше. Если у этих парней нет своих идей значит им легче будет продвигать мои.
– Вот, детский садик, кароче, вот. Тут мы играем, тут дети ходят, ха-ха-ха, а мы играем. Зима, снег, Россия. Заметь, не Калифорния, а музыка та. Да, да, круто.
Айдар бурно жестикулирует, нервно посмеивается. Походу чуток ёбнутый.
– Мы пришли,– Айдар останавливается возле входа в детсад.– Тут я играю в одном проекте. С мажористыми ребятами. Они совсем еще дети, у них нет своего мнения. Хочешь – твое мнение станет ихним?
– Да мне в-общем-то похуй.
Мы зашли в помещение для репетиций.
Просторная комната. Пол усеян инструментами, проводами, примочками. Кругом балалайки, барабаны, ионики. Человек десять школьников.
И конечно "музыканты". Низкорослые, запирсингованные, в дорогих шмотках, изрезанных производителем. Похоже, пока я был в армии неформалом стало модно быть, в магазинах стала продаваться неформальская одежда, пирсинг и прочие побрякушки.
До армии я одевался в такую одежду для эпатажа. Это начиналось внутри и по инерции переносилось на внешний вид. Не сказать, чтобы это был осознанный протест, как у панков семидесятых. Это было яркое нежелание жить как родители. Очень не хотелось превращаться в убожество, связанное обязательствами, прилежно трудящееся с девяти до шести пять дней в неделю. Не хотелось отрываться, становиться собой лишь два дня в неделю. Я хотел быть собой постоянно. В том виде, в котором я есть внутри. А не подкармливать свое сущее суррогатами себя на выходных, чтобы совсем уж не стать роботом.
Такие вещи как рыбалка и футбол это же всё стимуляторы амбиций. Например желания быть первым, быть добытчиком. Это естественные мужские желания. Но никто не позволит тебе быть мужчиной до конца. Только в ограниченных, контролируемых пределах. С женщинами то же самое, только я же не женщина, поэтому и говорю только о мужчинах.
Меня серьезно угнетало осознание того, что я могу стать овощем. Что я родился от Бога, весь мир передо мной, а какое-то сраное общество обязывает меня быть овцой. Делать что положено, думать как положено.
Я думал так "Да вы охуели, пидарасы!". С какого вдруг хуя я должен делать что мне велят? Этот мир свободен. Я свободен. И если я и делаю что-то не так, это вопросы Бога. А вы лучше займитесь собой.
Разумеется постепенно этот бунт затронул и мой внешний вид. Мои рваные джинсы, цепи, пирсинг, татуировки. Это всё было пропитано идеологией, это было её естественным проявлением. Собственно сейчас, когда бунта уже нет нет и смысла в этой внешности. Я одет в чистые джинсы, олимпийку, ботинки. Я обычный гопник. Никто не обратит на меня внимания, если я пройду мимо.
Эти парни одеты "в бунт", при этом бунта нет. Это просто модно. Как блять мартышка с очками. Мартышка не понимает, что очки требуются для улучшения плохого зрения. Она считает, что очки делают её умной. Эти парни считают, что эта одежда делает их панками, свободными от предрассудков парнями.
На самом же деле панком панка делает свобода от предрассудков. И рваная одежда это свобода от конкретного предрассудка: Надо одеваться прилично, как все.
– Привет, ребята!– Кричит Айдар, проходя в помещение, пожимая руки нефорам-гномикам, дергаясь и подпрыгивая.– Я не один, привел вокалиста.
– О, нам как раз нужен вокалист,– говорит парень, похожий на подушечку для булавок.– Ладно, не будем остывать. Продолжаем. И он сходу запевает песенку из трех аккордов. Про то, как он хочет вернуться в восьмой класс. Который он и покинул-то всего пару лет назад.
Типа, как быстро летит время и как его замучила ностальгия по "хорошим временам". Ну пиздец.
– "А я хочу вернуться в восьмой клаааааасс!"
Отстой пидорский.
В помещение то и дело заходят непонятные школьники. Сраные малолетки смотрят, слушают, разговаривают, мешают, трогают руками. В натуре детский сад.
Я сижу на стуле, в стороне от всего этого движения. Ощущение такое, как будто мир изменился. Это чувство не покидает меня с того момента как я вообще вернулся из армии. И всю дорогу он только нарастает. Из крошечной догадки в начале в конкретное понимание сейчас:
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу