Александр Харыбин - Пятый всадник

А потом я рассказал ей про смерть Профессора.

Услыхав это, Катерина заплакала.

– Но как же ты додумалась залезть в морозильник? – спросил я ее, закончив свой рассказ.

– Ты хотел бы, чтобы я тебя дождалась?

– Ну, да. Мы же договорились, что я лезу первым.

Она ответила не сразу.

– Значит, ты бы хотел, чтобы нас нашли там, в Зале, как Ромео и Джульетту? – спросила она.

– Не понял – при чем здесь Ромео и Джульетта?

– Я бы не смогла тебя откачать. И удавилась бы прямо на твоем трупе, – будничным тоном произнесла Катерина, – когда я это поняла, то решила сама лечь в морозильник, пока ты не приехал. Дала только инструкции работникам, чтобы в течение месяца держали работающим генератор, а затем вырубили все электричество и сваливали отсюда, забрав моих зверей.

– Нет, все-таки ты поступила неправильно. А если бы меня убили? Кто бы тогда тебя разморозил?

– Тогда бы меня разморозили далекие потомки. Лет через тысячу. Или через миллион. Да, кстати, откуда в Зале еще девять барокамер? Это ты их привез?

Про эти новые морозильники я и сам хотел спросить Катерину, да выпало из головы. Получается, что их поставили уже после того, как она заморозилась. И те люди, кто их ставил, разумеется, увидели замороженную Катерину.

– Нет. Я сам про них ничего не знаю. Получается, что их привезли и поставили по распоряжению Командора.

Катерина помолчала, анализируя полученную информацию.

– Ты знаешь, – произнесла она, – это хорошо, что они не стали пытаться меня разморозить. Мне кажется, они бы меня просто убили таким образом. Только ты мог бы это сделать.

– Возможно. Но теперь методика, можно сказать, отработана. На тебе.

На Северной Базе мы пробыли еще неделю, пока Катерина более или менее не окрепла. Я бы, может, остался еще, но заканчивалась солярка. И так всю неделю в целях экономии держал включенным только тот маленький генератор, что привез с собой. Да и запас угля тоже подходил к концу.

Мы засыпали, укрывшись спальными мешками и верблюжьим одеялом. Катерина пахла дымом угля и шерстью этого самого верблюда. И будто не было ничего за последние три с половиной года. Ни Донбасса, ни Италии, ни Перлы. Были только мы. Как будто не расставались вовсе. В окружении тяжелых белых гор и полярной ночи не хотелось думать ни о прошлом, ни о будущем.

49

В Москву прилетели в разгар зимы. Если, конечно, не считать полярной ночи, то погода на Шпицбергене и в Москве отличалась несильно. По старой памяти, чтобы не заморачиваться на поиски, номер снял в той же гостинице недалеко от дома моего отца, где я скрывался от террористов. Сейчас главной задачей было сделать итальянскую визу для Катерины. Можно было бы пойти по простому пути и купить ей туристическую путевку. Но тогда потом, уже в Италии, возникли бы проблемы с оформлением вида на жительство. Разумеется, Адвокат все решил бы в лучшем виде, но сейчас мое финансовое положение было уже не таким, как три года назад. Я решил воспользоваться тем, что еще действовали мои разрешение на пребывание в стране и внутренний итальянский паспорт. По идее, я мог сам выписать Катерине приглашение, что и сделал.

Способ получения визы оказался, хоть и законным, но, тем не менее, долгим. Вся процедура заняла около месяца. Новый год пришлось отмечать в гостинице. Перед вылетом в Италию снял с банковского счета двадцать тысяч евро – чуть больше половины того, что там лежало. Больше снимать не стал, так как хотел вывезти эти деньги на двоих с Катериной без заполнения таможенных деклараций. За неделю до того, как Катерине должны были выдать визу, на моем мобильном с итальянской симкой раздался звонок. Номер был мне незнаком. Я чертыхнулся, подумав, что это Перла так шифруется, и какое-то время не брал трубку. Но звонки продолжались, и решил ответить. Голос пожилого человека на другом конце линии показался знакомым.

– Это Лучо, мы с вами лежали в госпитале Пистойи, – назвался собеседник.

Я вспомнил этого общительного пистойского коммуниста, который обещал мне помочь. С тех пор я с ним не контактировал. Да и, вообще, забыл о его существовании. Что, интересно, ему от меня надо? Но все равно был рад услышать в России знакомый голос из другого мира. Поздоровался как можно приветливее.

– Олег, – как и практически все итальянцы, Лучо, произнося мое имя, сделал ударение на первом слоге, – есть хорошие новости относительно твоего дела. Ты бы не мог завтра подъехать к одному человеку?

Черт! Неужели коммунист выполнил свое обещание? Я-то, честно говоря, думал, что он, как вышел из больницы, так и забыл обо всем. Надо же – хорошим мужиком оказался. Слово держит. Хреново, что не могу завтра подъехать. Горячо поблагодарил человека. Объяснил ситуацию, сказал, что встретиться смогу не раньше, чем через неделю. Коммунист сказал, чтобы по возвращению в Италию я тут же ему позвонил.