Александр Харыбин - Пятый всадник

Я еще не осознал до конца всю тяжесть ситуации, но до меня начало доходить, что произошла очень большая неприятность.

– И что теперь? – спросил я с надеждой, что, может, это будет еще тянуться кучу времени.

– Через семьдесят два часа дом будет опечатан, так что, я бы посоветовал вам побыстрее вывезти все, что нужно.

– Твою мать! – не удержался я, чтобы не выругаться.

Адвокат, судя по всему, на своей работе к таким вещам уже привык, так что просто напялил соболезнующее выражение и опять развел руками.

– Я, естественно, подам апелляцию, но это – процесс долгий. Зато, по крайней мере, пока он идет, дом никому не смогут продать.

У меня блеснул луч надежды. Может, все еще образуется? А, может, ему денег надо. Я спросил его об этом.

– Судебные издержки оплачивает траст. Так что, не беспокойтесь.

И вдруг возникла одна догадка, которую захотел тут же проверить.

– Станислав Валерьевич, – спросил я Адвоката, – а в трасте ведь кроме моей есть еще и другая собственность?

Адвокат пристально посмотрел на меня, как то странно прищурившись.

– Я понял, что вы имеете в виду. Да, естественно, в трасте куча всякой собственности. Арестовали только у русских. У граждан России. Вы это хотели услышать?

Моя догадка оказалась правильной.

Я утвердительно кивнул головой.

Когда прощались, Адвокат обещал сделать все возможное, чтобы вернуть мне дом. Но о сроках ничего конкретного сказать не мог.

С тяжелым сердцем я зашел в свой дом, где прожил три года. Я успел уже полюбить его. Захотелось напиться, пойти в лес и начать стрелять куда попало. Хоть в диких лесных кабанов, которые частенько пробегали мимо дома по берегу речки. Спустился, было, на первый этаж, чтобы взять бутылку вина, но вовремя одумался. Семьдесят два часа – не так уж и много. Тем более, что полдня уже прошло. Надо вывозить вещи. Первым вывозу подлежал, естественно, профессорский мозаичный столик. Его я не оставил бы здесь ни за какие деньги.

Позвонил Сане, сказал, что хозяин дома меня выгоняет, и что нужно будет на какое-то время оставить у него вещи. Но вещи – это столик и кое-какая мелочевка. А что мне делать с оборудованием, приготовленным для Шпицбергена, я даже не представлял. Его вес тянул на полтонны и в небольшую санину комнату все это просто бы не влезло. Решил пока все оставить как есть, а там будет видно. Но сложил оборудование в подсобке, где хранился садовый инструмент. Она имела отдельный выход во двор. Дверь и замок были довольно хлипкие и я надеялся, что при необходимости смогу их взломать.

Возникла проблема с жильем, но я думал, что имея на счетах в банке и наличкой больше двух сотен тысяч евро, мне удастся быстро найти в аренду небольшую квартирку. А несколько ночей вполне можно перекантоваться в машине. В «девятке» я жил несколько месяцев в условиях московской осени. А в «Альфе» места на заднем сиденье было больше, да и теплый итальянский климат весьма способствовал ночевкам на свежем воздухе.

Я вышел из дома и медленно обошел его вокруг, прикасаясь ладонью к неровным каменным стенам. Не хотелось верить, что прощаюсь с ним навсегда. Я уже воспринимал его, как живое существо и сейчас, поглаживая каменные бока этого огромного зверя, мысленно обещал ему, что это расставание – временное, что не отдам его чужим дядям и тетям.

Следующие два дня перевозил вещи к Сане на квартиру. Арендовал ячейку в банке, положил туда все документы и большую часть налички – две тысячи евро. Когда делал очередной рейс за вещами, по пути решил снять со счета еще наличности. Сунул карточку в щель банкомата и собрался уже набрать пин-код, как выскочило сообщение, что карта недействительна. Выругавшись, вытащил карту и поехал к другому банкомату. Там история повторилась. Решил вместо поездки за очередной партией вещей срочно лететь в банк, так как до его закрытия оставался всего час. Вообще, я заметил, что итальянские банкиры не слишком любят работать. Банки там открываются в десять, а в четыре уже закрываются. При том, что обеденный перерыв у них длится два часа.

До закрытия успел. Но то, что там узнал, повергло в шок. Девочка в окошке, сделав траурную физиономию, участливым голосом произнесла дежурную фразу, которой вежливые итальянцы обычно предваряют отказ в какой-нибудь просьбе – «ми диспьяче танто». Мой счет оказался заблокированным. Это был удар, который заставил меня покачнуться. Получается, что, оставшись без жилья, теперь я остался еще и без средств к существованию.